Времени нет
Шрифт:
— А вы не думали, что вместо реформаторов вы плодите разочарованных людей? О чем они читают у вас, столкнувшись с трудностями в своем деле? Что из года в год система не меняется. Тогда и они перестают пробовать изменить хоть что-нибудь. Может, иногда, для разнообразия, нужно указать, что стакан наполовину полон?
— Как же назвать ее полной, если в ней — на дне? — хрипло засмеялся редактор и продемонстрировал свой стакан. — Мы живем в обществе, проклятом унынием в хоть что-то хорошее. Стоит мне написать о вас в положительном смысле и не промаркировать это рекламой, как сразу же мои, да и ваши коллеги заявят: независимому «Украинскому времени» пришел конец, он продался бизнесмену Шевченко. Общество убеждено: какое бы добро вы
— Гивняная позиция, — заметил Эдем.
— Какая есть. Ну что ж, я пойду за следующей порцией, — редактор выплюнул в стакан кубик льда. — Саксофонист начал повторяться.
— Вы не забыли о моей просьбе?
Редактор нахмурился, стараясь что-то вспомнить, потом тряхнул головой, прогоняя подальше не пойманную мысль.
— О компании "Фарм-Фьюче", — напомнил Эдем.
Но в этот момент его собеседника отвлекла хищница с формами: она резко прервала свою беседу с новолунием богемного вида, метнулась в другую часть сада и по дороге легонько зацепила локоть редактора. Тот провел ее взглядом двадцатилетнего мальчишки и улыбнулся, заметив, что Эдем поймал его на этом.
— Будь я ее возраста, начинал бы карьеру в глянцевом журнале. Фотографировал бы красивых полуобнаженных женщин и задавал бы им откровенные вопросы. Но когда я пришел в журналистику, красивых женщин не фотографировали полуобнаженными, а за откровенность можно было получить на орехи. Поэтому вместо красоты в моей жизни теперь компании и политики, политики и компании — он поставил на газон второй пустой стакан. — Хорошего вам вечера.
Тени удлинялись, толпа шумела все громче, оркестр играл все тревожнее. Эдем набрал номер Артура и снова попал на автоответчик. Вскоре оркестр умолк, и на сцене появился известный комик. Он ходил налево-вправо, как заведенный, и раздавал шутки, как подарки, но после первых же редких аплодисментов вместо смеха потерял свое рвение и стал похож на замученного жаждой коня. Затем вспыхнули огни над второй сценой, где оказалось ледовое поле, и фигуристки в голубых топах и белых юбках засияли коньками и выбеленными зубками. Их сменила скрипачка, одежды на которой было столько, что и смычка не замотаешь. Она играла, скользя от середины поля к краю, и грациозно приседала после каждого этюда. Потом снова настал черед оркестра.
Толпа затянула Эдема, как болото засасывает ступавшего не туда скитальца. С ним торговались и флиртовали, его представляли влиятельным гостям и тем, кто безумно стремился к тому влиянию, у него просили совета, чтобы пропустить ее мимо ушей, советовали ему сами и порой замирали, словно надеясь уловить в окружающем шуме единственную истину.
Время от времени Эдем интересовался у гостя, который мог бы знать ответ, слышал ли он хоть что-нибудь о «Фарм-Фьюче», но об этой фирме, похоже, действительно не знали, а некоторые из собеседников наоборот — сразу же проявляли нездоровую заинтересованность. В конце концов, Эдема втянули в компанию, где тон задавала та хищница, которая угостила его бурбоном. Она бросала колючие шутки и насмешливые взгляды и регулярно менялась позицией с соседом, все время приближаясь к Эдему. Но как только она получила возможность непринужденно схватить его за запястье, как молодой человек в белом сюртуке и начищенных до блеска ботинках сообщил Эдему вполголоса, что его ждет хозяин дома.
— Пора запускать двигателя, — объяснил Эдем хищнице и двинулся за проводником.
В доме было пусто. Нет, все вещи были на местах, и ни одной пылинки на них не было, и хрустящая скатерть покрывала обеденный стол, и даже крышка рояля была откинута, но все вокруг заполняла вязкая пустота, и ее не удавалось избавиться даже от ожидания каждый шаг.
— Простите, небольшая накладка, — сказал проводник, опрокинувшись несколькими словами с дежурившим возле кабинета коллегой.
Но Эдему не пришлось
Когда Эдем вошел в кабинет, хозяин дома наливал себе коньяк из квадратной бутылки. Лицо Сергея Хижняка было краснее, чем у прихожанки, которая обнаружила, что прослушала проповедь в расстегнутой сзади юбке. Но это был не стыд — это был гнев. Эдем вспомнил, где он видел мужчину, который с такой спешкой вышел отсюда. Это был Безликий, который вчера обещал музыканту Міцному лакомый пост в обмен на поддержку действующего президента.
Следовательно, Хижняк не ладит с главой государства. Но зачем выезжать из страны через скоро изменящегося президента?
Эдем молча подошел к бару и налил себе сока — так он мог избежать бокала с коньяком, который наверняка предложит Хижняк. Но пить сок он не стал. Зато устроился в кресло.
Хищняк опустился рядом. Некоторое время тишину нарушало только звон льдинок в его янтарном бокале.
— Борец должен подъехать с минуты на минуту, — прервал он молчание, когда его лицо приобрело естественный цвет. Он достал из ящика сигару, предложил Эдему и, получив отказ, принялся обрезать его для себя.
— Вы не будете продавать ему «Трех китов», — сказал Эдем.
Их разговор напоминал беседу двух отдувших свое дедушек и на входе в табачный магазин, сидя в тени чердака, провожают взглядами курильщиков и обмениваются между собой замечаниями в их адрес. "Уже вторая женщина", — говорит один, выражая тем самым отношение к распущенности, которой на свете становится все больше. «И пусть», — парирует через пять минут второй, становясь на сторону прогресса.
Так и Эдем мог бы сказать сейчас своему собеседнику, что Борцу не стоит участвовать в аукционе. Сегодня тот появился в новостях, на него нацелилась Антикоррупционная прокуратура, и любое соглашение с ним теперь очень рискованно, особенно если хочешь заключить его быстро. Ведь внимание, прикованное к Борцу, автоматически распространится и на человека, продающего ему имущество. Но Эдем сказал только: «Вы не будете продавать ему «Трех китов»» — и этого было достаточно. Хищник все понял и позвал помощника.
— Когда Владимир Иванович появится, развлечь его, познакомься со скрипачкой, — сказал ему хозяин, и тот схватил все на лету. — А где остальные?
— Они не приедут, — тихо ответил Эдем вместо помощника.
А вот это хищнику было еще не понятно. Он летел с горы по лыже, проложенной Эдемом, и еще не знал, что кончается она пропастью. Поэтому снова спросил помощника:
— Ты предупредил Дымчука?
Валерий Дымчук был вторым из вероятных покупателей. Его фотографию сегодня днем Иванка прижала оловянным солдатиком. «Что может заинтересовать Дымчука больше, чем приобретение «Трех китов»»? — спросил тогда Эдем. Они быстро поняли — их бизнесы не причастны, так что предложить Димчуку нечего. Они сушили мозги в поисках вариантов, пока Иванка не обнаружила, что Дымчук наращивает свое медиа влияние и давно мечтает купить «Украинское время». А владелец издания и вместе с тем его редактор уже пятнадцать лет отвергает любые предложения по продаже.
И тогда Эдем озарился: редактор — это подсказка сверху, нужный пазл в его грандиозном плане. Магнат съездил в редакцию и сделал владельцу издания предложение, которое сбило с ног. Редактор получил возможность открыть новое, независимое медиа, которое не будет нуждаться в деньгах, что позволит в частности привлечь лучшие пера страны и забрать туда скелет «Украинского времени». Взамен он соглашался продать старое издание Дымчуку.
Не слезая с коня, Эдем встретился с Димчуком и предложил соглашение: ему продают «Украинское время», а он отказывается от претензий на «Трех китов». Присутствовавший тут же редактор подтвердил свое согласие, и Димчук пожал им руки, еще не подозревая, что получит конфету без начинки.