Времени нет
Шрифт:
Не учили здесь только тому, что кирпич лепят из грязи, что путь к добру может пролегать через зло.
…Кофе в маленьких джезвах безнадежно выжила, и среди этого буйства запахов Эдем пытался убедить Мостового в собственной правоте. Прокурор терпеливо выслушивал аргументы и так же терпеливо приводил свой единственный. Козырный туз, которого, по его мнению, нельзя избить. Нельзя нарушать закон даже ради большего блага.
Недавно и Эдем думал так же. Легко верить в непогрешимость теории, пока практика не бьет тебя обухом по голове.
Преподаватель с сине-черной бородкой в окне первого этажа, сложив
— Я не могу поступить иначе, профессор, — вполголоса сказал Эдем невидимому собеседнику. — Жизнь не рассортируем по кодексам.
Преподаватель в окне посмотрел на часы и, несколько раз энергично кивнув, принялся собирать свой портфель. Студенты покидали аудиторию, и вскоре самые прыткие выскочили во внутренний двор, рассыпая вокруг себя смех юности.
Девушка в платье и кедах и парень с руками такими тонкими, как смартфон последнего поколения, двинулись к скамейке, на которой присел в надежде остаться незамеченным Эдем. Он собрался было повернуться к ним спиной, но потом передумал — возможно, студентам, которые увидят президента, удастся отвлечь его от тяжелых мыслей. Однако вышло иначе. Молодежь погрузилась в телефоны и переговаривалась друг с другом, не отрывая глаз от экрана. Отвлечь их внимание могло только событие, достойное того, чтобы попасть в соцсети…
«Вы не первый, кто критикует меня сегодня за отставку Ридчука, — сказал Эдем Мостовому, презирая себя за то, что ему все же приходится вынимать эту карту. — Я понимаю. Для многих он — искренний компанейский человек, специалист, заслуживший право руководить министерством. Для вас он — собрат, который однажды спас вам жизнь. За что снимать его с должности? А вот за что».
И он включил Мостовое видео, где его боевой товарищ, обсуждая госконтракт на обновление парка машин для министерства, пытался увеличить свою долю в коррупционной схеме.
Взволнованный Мостовой вцепился рукой в телефон, словно боялся, что президент отнимет его в решающий момент. Эдем начал расколачивать сахар в кофе, где его не было. Он не хотел видеть реакции прокурора.
«Вы забыли, что вы — не машина, а человек, — сказал Эдем, не поднимая взгляда, когда ролик закончился. — А человек иногда вынужден идти на компромиссы, потому что это правильно. По закону я должен передать дело о Ридчуке вам. Но разве это было бы по-человечески? Не думаю. Поэтому я решил, что увольнения достаточно, можно обойтись без уголовного преследования. Иногда нужно идти на компромисс даже с собой».
Телефон ударил по столу. Эдем решил, что Мостовой изучает его мимику и размышляет, можно ли считать слова президента шантажом. Однако, подняв взгляд, он обнаружил, что прокурор уставился в выбеленную стену, и только в линии его губ затаился жгучий холод. Этот холод превратил кофе в лед, раскрасил
Ну что ж, тогда скажу как человек, а не как машина. Мне не нравитесь вы как президент, — заявил Леонид Мостовой, — и не нравится Гарда, который дергает вас за ниточки. Прежде всего потому, что вы любите компромиссы с собой. Вы как гриппом заражаете убеждением, что нужно идти на сделку со своей совестью. Боже мой, и все знают эту историю, когда глава вашей администрации не поехал к умирающей дочери, потому что у него была важная деловая встреча. Разве можно пойти на сделку более страшную, чем эта? Вы как черная дыра, способная затянуть звезду. И Ридчуку не повезло — он оказался слишком близко к этой черной дыре. А теперь мне не повезло»…
Эдем тяжело поднялся со скамейки и направился к выходу со двора. У него было слишком много дел и слишком мало времени на их решение. Если и погружаться в воспоминания, то только по дороге в Администрацию.
Но студенты все же заметили его. Сначала президента оцепило растерянное перешептывание, затем заработали фотоаппараты на телефонах. Наконец, самая смелая студентка воскликнула вслед Эдему, который прихрамывая уходил:
— Вы будете читать нам лекцию, господин президент?
И, как по сигналу, отдельные студенты из разрозненных подвижных элементов начали сбиваться в толпу.
Эдем не останавливался, зная, что стоит ему помедлить шаг — и тогда он еще не скоро выкарабкается из кольца девушек и парней, которые не захотят отпускать его без селфи. Он обернулся, дойдя до проходной.
Два десятка обращенных к нему лиц — отважных, наивных, светлых.
Что он мог сказать им? Имел ли он право вообще чему их учить?
Эдем подкинул палку, поймал на лету и постучал набалдашником по чердаке проходной.
— Достаточно будет одной истины: законы творят люди. Такие, как вы, чуть старше. Иногда лучше, чаще — хуже, — он потянул на себя дверь. — И еще…
Несколько рук с телефонами опустились. Студенты смотрели на него не через экран смартфона, а прямо в глаза.
— И еще. Не читайте книг о Перри Мэйсоне.
Под аккомпанемент хохота Эдем направился к президентскому автомобилю.
…Мостовой закончил свой монолог тем, что оставил у тарелки пару купюр, вышел из-за стола, даже уже взялся за ручку двери, но на миг замер и обернулся. «Назначайте судей», — сказал и ушел, оставив выход приоткрытым.
"Только бы я его не сломал, — думал Эдем, опершись локтями на стол и сложив ладони, — только бы он не оказался тем же человеком, которого я не зная веду к гибели".
4.11
Когда все кончилось, Эдем чувствовал себя уставшим бойцом, который с обнаженным мечом ринулся в ад боя и выбежал с противоположной стороны, проложив за собой просеку из убитых врагов. Если точнее — даже не выбежал, а хромал опершись на палку. Чтобы выполнить задуманное, президенту пришлось обратиться к виновным ему политикам, но годами не имеющим возможности списать свой долг. Он назначил судей, отправил в отставку министра обороны и утвердил Леонида Мостового в должности антикоррупционного прокурора, а тот выполнил свою часть коррупционного соглашения — закрыл дело против сына Ахат. Но Эдем не испытывал удовольствия.