Время Андропова
Шрифт:
«Как далее заявил Сахаров, с ним, по его глубокому убеждению, боятся беседовать представители “высоких инстанций” из-за того, что эта беседа приобретет характер острой дискуссии по ряду внутренних проблем, которую он сделает достоянием гласности. В этой связи он заметил: “На самом деле я очень мало заинтересован в закрытой дискуссии, потому что я считаю, что она никого не убедит”» [1039] .
1973 год стал в каком-то смысле переломным — борьба с инакомыслием в деятельности КГБ вышла на первый план. Именно в апреле 1973-го Андропов, единственный раз за все время пребывания на посту председателя КГБ, выступил в прениях на пленуме ЦК КПСС. Выступление было построено в традиционной манере: с одной стороны, восхваление «силы внешней политики нашей партии», а с другой, тревожные рассуждения об опасности «подрывной деятельности» спецслужб Запада, ставящих целью вызвать «эрозию» и «размягчить» или «ослабить» социалистическое общество [1040] . Тут, разумеется, председатель КГБ повел речь о «недовольных лицах» в Советском Союзе и опасности их консолидации в «действующую оппозицию» [1041] . В связи с этим Андропов персонально назвал Солженицына, Амальрика, Якира, Чалидзе, Марченко и, не скупясь на ругательства, обозвал их «откровенными подонками общества, которые погоды не делают и не сделают» [1042] .
1039
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 638. Л. 104.
1040
Лубянка: ВЧК — ОГПУ — НКВД — НКГБ — МГБ — МВД — КГБ. 1917–1991. С. 725–726.
1041
Там же. С. 727.
1042
Там же.
Сахарову 1973 год принес всесоюзную известность. Шумная газетная кампания с его осуждением как по команде (и на самом деле действительно по команде) началась в центральной прессе с публикации в «Правде» 29 августа 1973 года письма сорока академиков против Сахарова. Накануне, 28 августа, Политбюро одобрило эту публикацию [1043] . Следом погромные публикации посыпались одна за одной, градус пропагандистской истерии только нарастал [1044] . Двумя неделями ранее Сахаров был вызван в Генеральную прокуратуру, где с ним вели «профилактическую» беседу и требовали прекращения «антигосударственной деятельности» [1045] .
1043
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 639. Л. 19, 20, 23–27.
1044
См.: Письма членов ВАСХНИЛ (Правда. 1973. 1 сентября), ученых Сибирского отделения АН СССР (Там же. 3 сентября) и, наконец, программная статья без указания авторства «Быть советским ученым — значит быть патриотом» (Там же. 8 сентября).
1045
ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 20. Д. 65. Л. 435–438.
Но вот что интересно. Долгое время в Политбюро никак не могли выработать линию, как быть с Сахаровым, как реагировать на его статьи и выступления. Еще в июне 1972 года Андропов считал необходимым «публично реагировать» на его общественную деятельность [1046] . Члены Политбюро ЦК КПСС 29 июня дружно проголосовали за поручение аппарату ЦК подготовить статью против Сахарова для публикации в журнале «Коммунист» [1047] . И вдруг передумали, и на постановлении появилась помета «Выступление со статьей сочтено в н[астоящее]/в[ремя] неуместным». Это решение, дезавуирующее предыдущее, было принято на заседании Секретариата ЦК КПСС 12 июля 1972 года [1048] . Вероятнее всего, Андропову показалось, что «проблему с Сахаровым» можно еще как-то урегулировать тихо и без излишнего шума, даже несмотря на многочисленные зарубежные публикации, интервью и широкую известность академика за границей. Внутри СССР, с точки зрения кремлевских руководителей, и вовсе излишним было популяризовать идеи Сахарова и всерьез с ним полемизировать. Предпочитали замалчивать проблему.
1046
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 638. Л. 145–150.
1047
Там же.
1048
Там же.
В феврале 1973 года Андропов пояснил свою позицию, он полагал, что «упоминание имени Сахарова в официальной прессе может быть использовано для расширения очередной антисоветской кампании западной прессы, активизирует антиобщественную деятельность самого Сахарова и повысит к нему нездоровый интерес со стороны враждебных элементов внутри страны», и считал «целесообразным исключить впредь упоминание имени Сахарова в официальных публикациях советской прессы» [1049] . И в ЦК с этим согласились. Записка Андропова была реакцией на критическую статью редактора «Литературной газеты» Александра Чаковского о книге американского журналиста Гаррисона Солсбери «Многие Америки должны быть одной» [1050] . Чаковский писал, что существует некая «декларация» советского ученого Сахарова — это «давно используемая на Западе в антисоветских целях сахаровская утопия», которую Чаковский иронично именовал сочинением «об устройстве мира к всеобщему благу» [1051] .
1049
Там же. Ф. 4. Оп. 22. Д. 1738. Л. 241.
1050
Salisbury H.E. The Many Americas shall be one. N. Y., 1971.
1051
Чаковский А. Что же дальше? // Литературная газета. 1973. 14 февраля. С. 14.
После начала шумной газетной кампании с «осуждением» Сахарова статья в «Коммунисте» наконец-то появилась и стала своего рода публичной отповедью и нормативной критикой сахаровских идей. Это была передовая статья «Международные отношения и идеологическая борьба» в сентябрьском номере журнала. Несколько страниц были посвящены «марксистко-ленинскому анализу» выступлений Сахарова, и ему давался «идеологический отпор». Общий вывод был прост и незамысловат: буржуазная пропаганда «муссирует на все лады разглагольствования академика А.Д. Сахарова. Хотя он ни в коей мере не представляет точку зрения советской общественности…» [1052] .
1052
Коммунист. 1973. Сентябрь. № 14. С. 19.
Даже в условиях развязанной пропагандистской кампании против Сахарова не был снят с повестки дня вопрос о возможной встрече и беседе с ним кого-либо из руководителей КПСС. Андропов полагал, что принять Сахарова мог бы Косыгин [1053] . И действительно, в своем дневнике 8 сентября 1973 года Брежнев записал: «Разговор с А.Н. Косыгиным. О Сахарове — принимать или нет. Еще раз посоветуюсь в ЦК» [1054] . Через несколько дней Брежнев вновь записывает: «Еще раз поговорить с Алексей Николаевичем о приеме Сахарова» [1055] . А могущественный секретарь ЦК Михаил Суслов, который тщательно готовился
1053
Кремлевский самосуд. С. 246.
1054
Брежнев Л.И. Рабочие и дневниковые записи. Т. 1. С. 581.
1055
Там же. С. 583.
1056
Кремлевский самосуд. С. 212.
1057
Там же. С. 215.
На заседании Политбюро 17 сентября 1973 года зашел разговор о беседе с Сахаровым. Брежнев напомнил о поручении Косыгину, тот ответил: «Я не возражаю. Только надо подумать, как с ним вести беседу». Брежнев предложил — прямо сказать Сахарову, что «он ведет антисоветскую, антигосударственную линию и что если он не прекратит этих действий, то мы вынуждены будем принять меры в соответствии с советскими законами». Вдруг возразил Шелепин: «…может быть не стоит сейчас впутывать Политбюро в это грязное дело и, в частности, Косыгина», напомнив, что заместитель Генерального прокурора Маляров уже вызывал и предупреждал Сахарова, и это не дало результата [1058] . Для выработки мер создали комиссию во главе с Сусловым. Брежнев напутствовал: «Может быть, подумать этой комиссии о том, как изолировать этого Сахарова. Может быть, сослать его в Сибирское отделение Академии наук СССР». Тут раздались голоса участников заседания: «В Нарым его надо сослать, а в Сибири он будет опять мутить воду» [1059] . Брежнев и Косыгин так и не решились на разговор с Сахаровым.
1058
Там же. С. 229.
1059
Там же. С. 330.
В декабре 1973 года Андропов продолжал нагнетать страхи. В записке в ЦК КПСС № 2986-А от 1 декабря 1973 года он писал: «Усилилась деятельность противника по идеологическому проникновению в наше общество. Теперь им предпринимаются попытки к созданию внутри страны антисоветского подполья и активизации политически вредной деятельности антисоветских, просионистских и националистически настроенных лиц» [1060] . И это не были дежурные фразы рядового отчета. Андропов просил ввести дополнительно 87 генеральских должностей в органах КГБ в центре и на местах [1061] . Поначалу читавший документ Суслов подчеркнул фразу «должностей, замещаемых генералами» и на полях напротив поставил знак вопроса. Это разовое увеличение генералитета в госбезопасности казалось беспрецедентно большим. Но проникшись серьезностью момента, на первом листе документа наложил резолюцию: «Тов. Савинкину. Подготовить предложения. М. Суслов» [1062] . 3 января, в первый рабочий день нового 1974 года, Политбюро согласилось с предложениями Андропова [1063] .
1060
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 465. Л. 99.
1061
Там же. Л. 100.
1062
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 465. Л. 99–100.
1063
Решение Политбюро ЦК КПСС П120/99-оп от 3 января 1974 г. и постановление СМ СССР № 1-1сс от того же числа (Там же. Д. 465).
КГБ мог рассчитывать на особое к себе отношение и всемерную поддержку со стороны партийного руководства. Андропов на излете своей многолетней службы в «органах» изрек, как теперь принято говорить, знаковую фразу: «чекист — профессия особая» [1064] , определив тем самым не только особый статус, но и исключительное положение службы государственной безопасности в системе советских государственных органов. Принадлежность к мощному аппарату тайной службы была обусловлена, по мнению Андропова, наличием у ее сотрудников «особых политических и личных качеств» [1065] . Осознание своей исключительности стало характерной чертой сотрудников советской госбезопасности и формировало свой особый менталитет, присущий и поныне людям из «органов».
1064
Андропов Ю.В. Ленинизм — неисчерпаемый источник революционной энергии и творчества масс. С. 355.
1065
Там же.
Сообщение Ю.В. Андропова в ЦК КПСС об отказе А.Д. Сахарову в выезде за границу для получения Нобелевской премии
12 ноября 1975
[РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 641. Л. 63]
Формированию общественного мнения относительно Сахарова руководство КГБ придавало особое значение и помимо официальной пропаганды задействовало свои специфические приемы — через агентуру. На совещании сотрудников контрразведки заместитель начальника 2-го главка КГБ Федор Щербак внушал: «…все оперативные работники должны проинструктировать агентуру о том, чтобы она нещадно разоблачала гнусное письмо [1066] академика Сахарова, которое широко распространяется на Западе». И когда один из сотрудников робко поинтересовался, а нельзя ли ознакомиться с этим письмом, чтобы «доходчивее объяснить агентуре задачу», Щербак зло огрызнулся: «Я тебе почитаю! Делай, что тебе говорят! Ишь ты, грамотей нашелся!», а затем откровенно признался, что он и сам его не читал: «Но руководство комитета сказало, что это дерьмо, — значит, дерьмо» [1067] .
1066
Вероятно, речь идет об «Открытом письме Конгрессу США».
1067
Кириченко А.А. Японская разведка против СССР. М., 2016. С. 235.