Время ангелов
Шрифт:
— Действительно? Как интересно.
— Моя мать красавица и страшно экстравагантна. Боюсь, вся наша семья слишком эксцентрична. Знаешь, какая страсть у моего отца?
— Какая?
— Азартные игры. Видишь ли, все русские — игроки.
— Мне показалось, ты сказал, что он не русский.
— Ну, эти прибалтийские немцы во всем подражают русским. Он обожает рулетку. И может себе это позволить, посещая Монте-Карло. Затем наступает приступ раскаяния, он налагает на себя епитимью и поступает на какую-нибудь ужасно незаметную работу. Сейчас он как раз отбывает наказание. Я думаю, он скоро убежит.
— Понятно. Полагаю, он выплачивает тебе щедрое содержание.
— Ни гроша. Все потому, что он ненавидит меня. Он бы хотел, чтобы я был девочкой. Все отцы ненавидят своих сыновей и боятся их. Молодая поросль угрожает старым деревьям и тому подобное. Это известная история.
— Очень плохо. Сколько тебе лет, Лео?
— Двадцать. Можно я буду называть тебя Мюриель?
— Пожалуй, да.
— А можно спросить, сколько тебе лет, Мюриель?
— Да. Мне тридцать четыре.
В следующую минуту Мюриель пришло в голову, что она могла бы сказать сорок четыре и ей бы поверили.
— Наверное, ты ужасно опытная?
— В чем?
— В сексе, конечно. А в чем же еще можно быть опытным.
— О да, у меня огромный опыт.
— Думаю, ты гетеросексуальна. В отличие от большинства современных девушек.
— Я совершенно нормальна.
— Никто не нормален, ни с кем не стоит встречаться, так-то вот. Какие парни тебе нравятся?
— Я предпочитаю мужчин постарше. Я хочу сказать, намного старше меня.
— Жаль. Не то чтобы я собирался предложить свои услуги. Ты назвала бы это наглостью. Так или иначе, у меня есть подружка. Хотя нет, я бросил ее.
— Я не так уж интересуюсь сексом, — сказала Мюриель. — Много занималась им, но от этого устаешь.
Упорство Лео вместе с чрезмерной холодностью заразили ее легкомысленной беззаботностью. Она почти поверила в собственную утомленность опытной женщины средних лет. Она только жалела, что не сказала, будто ей по крайней мере сорок.
— Девушки устают, а мужчины — нет. Мне до смерти хочется производить эксперименты, но я не могу найти никого достаточно изобретательного. В действительности одно и то же повторяется снова, снова и снова. Ты мне не поверишь, как доступны пташки в моем колледже. Достаточно только взглянуть на них, и они опрокидываются на спину.
— Так что тебе уже надоело.
— О нет. Право, нет. Наверное, в моем возрасте биология препятствует скуке. Но все это довольно безрадостно. У них нет ничего в голове, а я думаю, что секс — это и разговор тоже, не правда ли? Я не могу спорить с ними, как с тобой. Они такие вялые. И все настолько поверхностно: нет ни драмы, ни тайны, ни напряжения. Их обманывали прежде и будут обманывать впредь. Они просто проходят через твою постель, как через железнодорожную станцию.
— Думаю, что и ты проходишь через их постели таким же точно образом.
— Да, наверное. Но я не хочу этого. Представляешь, у меня никогда не было девственницы!
— Какое невезение. Я полагаю, их трудно найти в наше время.
— В том-то и беда. Жаль, что я не живу в те дни, когда девушек изолировали.
— Изолировали?
— Да. Заточали в монастыри, закрывали, никому не позволяли видеть. Девушки слишком доступны в наше время. Я бы хотел найти строгую, защищенную семьей девушку, укрытую в деревенском домике, которую никому не позволяют видеть, держат за ширмами, занавесками и закрытыми дверями.
— Осмелюсь сказать, она будет совершенно невежественной, когда ты доберешься до нее.
— Нет, нет. Она будет удивительной, чистой. И подумай, какое волнение! Как в Японии. Только увидеть мельком чей-то рукав или вдохнуть аромат духов. Или неделями размышлять, как заглянуть в щель и увидеть волосы девушки.
— Не очень-то приятно для девушки, — заметила Мюриель.
Ее позабавило, что Лео все еще не знает о существовании Элизабет. Она оторвала какой-то замерзший комок от стены и бросила в янтарный круг воды.
— Меня не интересует их благосостояние. Кроме того, духовная девушка будет наслаждаться такой ситуацией. Все эти бесконечные планы, как передать письмо, ожидания ночью под окном, подкуп слуг и столько опасностей!.. Я сыт по горло обычными женщинами. Вот почему я никогда по-настоящему не был влюблен. Думаю, я смог бы любить только девственницу. Девушку, к которой никого не подпускали, держали укрытой от всех. Она будет чем-то вроде спящей красавицы. И я должен буду освободить ее и стану первым мужчиной, которого она увидит.
— «Как прекрасен человеческий род! И превосходен новый мир, который имеет таких людей в нем!»
— Что?
— Неважно. Ты задал себе трудную задачу.
— Невозможную. Мне придется стать гомосексуалистом.
— Лео…
— Да.
— Зачем ты мне все это наврал о своем отце?
— Вот те на! Откуда ты знаешь, что все это вранье?
— Потому что я задала ему множество вопросов о его жизни, и то, что он рассказал мне, явно было правдой.
— Конечно. Такие особы, как ты, быстро все выясняют. Ты проницательна. Я боюсь тебя.
— Но неужели ты ожидал, что я поверю всей этой чепухе?
— Не знаю. Думаю, да. Я врал просто для практики. Из артистизма.
— Из артистизма?
— Да, я эстет. У меня нет морали. Ты не веришь в Бога и во всю эту чепуху, не так ли?
— Нет, — ответила Мюриель. — Хотя не верить в Бога и не иметь моральных принципов — не одно и то же.
— Одно и то же, и ты знаешь это. Я — одна из проблем поколения. Я — одинокий волк, немного похожий на… как бишь его… этот парень у Достоевского? Я намерен приучить себя к безнравственности, выбросить старые условности из своего мира, так что когда у меня появляется возможность солгать, я делаю это. Ценности теперь относительные, нет абсолютных ценностей. А жизнь такая короткая. Да еще бомба! А в один прекрасный день ты можешь проснуться и обнаружить у себя какой-то бугорок, и аллегоп — это рак.