Время ангелов
Шрифт:
Маркус зажег еще несколько ламп. Он был взволнован и рад приходу Лео, но засомневался, стоит ли предлагать мальчику виски.
— Снимай пальто. Да, садись сюда.
Лео уже однажды был в этой комнате, однако с интересом оглядывался вокруг. По ряду причин Маркус предпочитал не вспоминать о том посещении. Обращение к мальчику оказалось безуспешным, более того, он почувствовал, что тот сам относится к нему покровительственно. Воспоминание принесло с собой чувство неловкости. Он решил продемонстрировать свою отчужденность и сел напротив Лео с другой стороны от камина. Теперь они оба сидели в низких кожаных креслах, вытянув ноги к золотистой стене огня. Лицо Лео, обычно такое бледное, сейчас порозовело от холода, нос покраснел, а глаза слезились. Под взглядом Маркуса его черты смягчились, и он вернулся к действительности.
Холодная ночь восстановила между ними связь.
— Холодно?
— Ужасно.
— Снег идет?
— Перестал. Здесь хорошо. Боюсь, я заболеваю. Вы не боитесь? Знаете, как это бывает, когда заходишь в теплое помещение.
— Выпьешь теплого молока?
— Нет, спасибо.
— Виски?
— Нет. Лучше подождать. Может, через минуту вы спустите меня с лестницы.
— Ну, ну, в чем же дело?
— Я должен говорить кратко и прямо?
Лео вытер лицо носовым платком, скомкал его и прижался к нему щекой, как к подушке. Поза выглядела неосознанно застенчивой. Он улыбнулся усталой умной улыбкой, которую Маркус так хорошо помнил. Лео был очень красивым мальчиком.
— Да, пожалуйста.
— Что ж, мне нужны деньги.
— Я думаю, нет необходимости быть настолько кратким, — сказал Маркус. — Тебе придется сказать мне зачем. И предупреждаю, что отвечу, скорее всего, отказом.
Он коротко улыбнулся:
— Ну, я так и знал, что придется пройти через это. С чего начать? Вы не одобрите.
— Неважно. Рассказывай.
— Но для меня это важно. Послушайте. Начать, наверное, нужно с того, что я помолвлен.
— В самом деле? — спросил Маркус. Он был неприятно удивлен.
— Да. Отец моей невесты помешался на том, чтобы мы купили квартиру, и именно ту, которую он присмотрел. Он был готов вложить какую-то сумму, чтобы внести залог. Я тоже должен был вложить часть денег.
— И ты хочешь, чтобы я одолжил тебе? — спросил Маркус.
— Нет, нет, не так быстро. Мы еще не подошли к сути. Около семидесяти пяти фунтов, сказал старик. Он рассматривал это как своего рода испытание. Я должен был их откуда-то достать.
— И ты достал?
— Да. Вы никогда не догадаетесь откуда.
— Откуда?
— Вам это совершенно не понравится.
— Продолжай, продолжай.
— Вы знаете нашу фамильную икону, эту религиозную картину с тремя ангелами, которую до безумия любит мой старик? Я взял ее и продал.
Маркус смутно припомнил икону.
— Твой отец позволил сделать это?
— Нет. Я просто взял ее, можно сказать украл.
Лео нагнулся вперед, выжидающе изучая лицо Маркуса. С неприятным чувством, будто над ним производят опыт, Маркус контролировал выражение своего лица. В ситуации было что-то знакомое и одновременно нечто невероятное. Лео знал его достаточно хорошо. Маркус не слишком беспокоился об иконе Юджина, его больше заботило, как произвести нужное впечатление на Лео. Он решил холодно сказать:
— Продолжай.
— Мой отец ужасно расстроился.
— Можно представить. Итак, ты добыл деньги.
— Итак, я добыл деньги. Я продал эту штуку за семьдесят пять фунтов. Но затем произошел глупейший случай. Вы подумаете, что я ужасный дурак.
— Не важно, что я подумаю. Что произошло?
— Видите ли, эта девушка… Ее зовут Салли. У нее есть брат, по имени Лен. А Лен знает очень много о скачках. И… Вы сочтете меня ужасным дураком…
— Заканчивай с этим.
— Ну, Лен уговорил меня поставить деньги на лошадь, которая, как он сказал, непременно победит, а лошадь проиграла.
— Скверно, — сказал Маркус. — А теперь, полагаю, ты хочешь, чтобы я одолжил тебе семьдесят пять фунтов, чтобы ты смог войти в пай с отцом Салли. Боюсь, тебе не повезет.
Маркус по-прежнему говорил холодно. Он ощущал, что Лео наблюдает за его лицом с вниманием притаившейся в засаде кошки. Маркус машинально поднял руку и прикрыл лицо, делая вид, будто закрывается от огня. В его разговорах с Лео всегда присутствовала почти механическая легкость и точность шаблона. И теперь в возникшем между ними напряжении, в явном предвкушении Лео он ощутил физическую силу знакомой системы. Но на этот раз все должно быть по-другому, необходимо сломать шаблон. Маркусу пришло в голову, что именно этот шаблон всегда мешал ему установить контакт с Лео, по-настоящему понять его. Маркус убрал руку и посмотрел на юношу холодно ж пытливо. Да, все должно быть по-другому. Лицо его стало непреклонным.
— О нет, нет, — сказал Лео после паузы. — Меня удивляет, что вы так подумали. Я готов нести ответственность за последствия моих действий. Я готов рискнуть отношениями с папашей Салли. Но я не вижу причин, почему мой отец должен страдать.
— Ты же умышленно заставил его страдать.
— Я знаю. Вы не допускаете такой мысли, что я, возможно, сожалею об этом и стыжусь?
— Стыдишься? — переспросил Маркус. — Ты? — Он внезапно рассмеялся, затем встал, подошел к столу, где лежала его рукопись, продолжая от души смеяться. Он внезапно почувствовал, что освободился, ощутил способность двигаться, размахивать руками, и предложил Лео.
— Выпей виски.
Маркус достал бутылку из буфета. Когда он протянул Лео стакан, тот все еще выглядел расстроенным. Маркус, напротив, был так рад, что почти забыл всю эту историю.
— Вы не очень-то высокого мнения обо мне, не так ли? — спросил Лео.
— Не очень, — согласился Маркус. — Но продолжай, чего же ты хочешь?
— Ну, я не стану настаивать, что испытываю стыд, — сказал Лео. Он вновь обрел самообладание и даже слегка улыбался. — Как можно знать, что ты чувствуешь? Все это субъективно. Не стоит обращать внимание на мои побуждения. Мне и самому они не всегда понятны. Я намерен вернуть икону.
— Итак, ты хочешь, чтобы я одолжил тебе семьдесят пять фунтов.
— Боюсь, все не так просто, — заметил Лео. Он встал, продолжая потягивать виски. Они смотрели друг на друга, прислонившись к противоположным: краям камина. — Это будет стоить вам немного дороже.
— Ты хочешь сказать…
— Да. Я вернулся в магазин посмотреть, там ли она все еще. Она была в витрине, оцененная в триста фунтов.
— Понимаю, — сказал Маркус. — Ты оказался! и дураком, и мошенником.
— Я оказался и дураком, и мошенником. Мне очень жаль.