Время ангелов
Шрифт:
— Позволь мне надеть на тебя сапожки. Садись сюда. Юджин встал на колени и снял потрепанные, сделанные из шотландки тапочки Пэтти. Минуту он удерживал ее теплую полную ногу в своей руке. У него было ощущение, будто он держит большую птицу. Он взял сапог, и она, вытянув носок, стала втискивать в него ногу. Сапожки, которые Юджин помог ей купить и которые они теперь так долго обсуждали, были из черной кожи, подбитой изнутри шерстью, и доходили почти до колена. У Пэтти никогда прежде не было таких сапожек.
— Они слишком узкие, я же говорила тебе.
— Ты всегда жалуешься, что туфли тебе велики!
— Но не сначала. Сперва они слишком узкие, а затем становятся большими.
— Давай, проталкивай.
— Никак не могу просунуть.
— Ты не умеешь надевать сапоги. Все дело в том, чтобы добраться до ступни. Проталкивай.
Нога Пэтти достигла ступни сапога, Юджин почувствовал, как ее пятка твердо встала на место.
— Хорошо. Теперь другой.
После множества усилий Пэтти надела второй сапог.
— Теперь шубку. Сейчас ты настоящая русская!
Закутанная в свою кроличью шубку, с завязанным на голове шарфом Пэтти казалась почти шарообразной — такой прелестный сверток, какие можно было увидеть снежным утром на Невском проспекте. Юджин засмеялся над ней, а затем от полного счастья крепко прижал к себе и закружил. Через ее плечо он увидел стоящую в дверях кухни Мюриель Фишер. Она недоброжелательно смотрела на них обоих.
Юджин поспешно оставил Пэтти, опустив руки по бокам. Пэтти повернулась и тоже увидела Мюриель. Она поколебалась, а затем смело направилась к двери. Мюриель отошла в сторону. Юджин, пробормотав «Доброе утро», последовал за Пэтти в холл. Пэтти подошла к входной двери и открыла ее. Обжигая руки и лица, в помещение ворвалась волна ледяного воздуха. Сегодня было не так туманно, но все же снаружи, кроме густого темно-серого света, мало что можно было рассмотреть.
— Уф, Пэтти, как холодно. Не стоит долго держать дверь открытой.
— Выйди на минуту, — попросила Пэтти.
Дрожащий без пальто Юджин вышел на ступеньку, и Пэтти прикрыла за его спиной дверь. Внезапный холод пощипывал и разрумянил их лица, они пристально смотрели друг на друга в полутьме. Их лица, как два цветка, поникли и закрылись.
— В чем дело, Пэтти? Я замерзаю.
— Я хотела сказать… О, это не имеет значения.
— Скажешь, когда вернешься.
— Я ведь вернусь, правда?
— Что ты хочешь сказать? Конечно, ты вернешься.
— А ты будешь здесь, не так ли?
— Конечно буду.
— Ты всегда будешь здесь, правда, Юджин, всегда?
— Всегда! Будь осторожна, Пэтти, и не упади в своих новых сапожках.
Пэтти скрылась в холодном полумраке утра, осторожно ступая по тротуару, на котором снег застыл серыми, как сталь, комками. Юджин вернулся в сравнительно теплый холл. Возможно, ему следовало пойти с ней. Его немногочисленные дела могли бы и подождать. Однако его порадовали ее слова. Она никогда прежде не говорила ему «всегда». Улыбаясь, он пересек кухню и открыл дверь своей комнаты. Мюриель Фишер, сидевшая у стола, встала. Юджин медленно вошел.
— Мисс Мюриель…
— Извините, — очень тихо сказала Мюриель, — могу я поговорить с вами минуту?
Юджин пристально вглядывался в лицо девушки. В первый момент ему показалось, что она гримасничает. Лицо ее сморщилось и исказилось, как будто его подвесили на крюк. Мюриель всегда была неприятна ему своей мертвенной бледностью. Теперь же она напоминала испытывающего муки демона, и он отпрянул от нее.
Юджину никогда не нравилась Мюриель, она казалась ему неженственной и холодной. Он отождествлял ее в своих мыслях с мисс Шэдокс-Браун и определял их как тип тонких, резких, умелых англичанок, которые имеют добрые намерения, но не могут удержаться от покровительственного отношения к окружающим. Какая-то чрезмерная самоуверенность делала таких женщин неизмеримо более высокомерными, чем мужчины. Юджин, все еще очень чувствительный к тону и акцентам, с которыми общество обращалось к нему, всегда замечал легкий оттенок пренебрежения среди видимой сердечности. Мюриель расспрашивала его о прошлом с дотошной доскональностью, не казавшейся ни состраданием, ни даже любопытством. Он почувствовал, что Мюриель просто хочет определить его место, чтобы иметь возможность обращаться с ним надлежащим образом.
Принесенная в подарок русская шкатулка только расстроила его. Он простил шкатулку, но не Мюриель. Этот поступок показался ему унизительным или бесцеремонным, и в любом случае обидным. Выбор именно этого подарка был вмешательством в его личную жизнь и в тайну, о которой она не могла ничего знать. То, что она посредством этого неловко прикоснулась к обнаженному нерву из его скрытого прошлого, повлияв на него таким странным образом, что он сам не мог понять, нанесло ему дополнительное оскорбление. Его возмущало то, что она стала свидетельницей его слез, возмущало ее грубое обращение с Лео в его присутствии, как будто она обладала такой властью над сыном, какой не было у отца. Он быстро понял, что она враг Пэтти. А после безобразной сцены с кастрюлей супа стал считать, что девушка и отвратительна, и опасна.
Теперь Юджин обрел равновесие. Он решил, что Мюриель пришла пожаловаться на какой-то проступок Лео.
— Закройте, пожалуйста, дверь, — попросила Мюриель.
— В чем дело, мисс Мюриель?
Мюриель снова села. Она пристально смотрела на него, приоткрыв рот, уголки губ опустились, узкие глаза пылали на ее похожем на маску лице.
Юджин, испытывая тревогу, пробормотал:
— Наверное, вы хотите… что-то не так… Надеюсь, Лео…
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Мюриель замогильным голосом. Ей было трудно говорить.
— Извините, я не понял.
Мюриель с трудом сглотнула, схватилась за скатерть и склонила голову, на секунду зажмурив глаза, так что лицо сложилось в гримасу. Затем она сказала:
— Я нашла вашу икону. — Что?
— Я нашла вашу икону и принесла ее назад. Пэтти просто подобрала ее в холле. Я должна была принести ее вам.
— Значит, она была у вас? Откуда вы ее достали? Что вы имеете в виду?
— Все это слишком сложно. Говорю вам, я нашла ее. Я как раз собиралась принести ее назад, но Пэтти украла ее.
— Украла ее? Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Юджин. «Она опасна», — подумал он про себя, бросив на нее враждебный взгляд.
Мюриель смотрела на него пронизывающим, горящим взором. Ее лицо, казалось, выражало ненависть. Она спросила:
— Когда же свадебные колокола зазвонят для вас с Пэтти?
Юджин почувствовал гнев, как будто маленькое красное пятнышко разрасталось в поле его зрения. Он сказал:
— Я думаю, это наше дело, Пэтти и мое. — Итак, вы поженитесь? Вы влюблены? Та счастливая сцена, что я наблюдала на кухне… — Оставьте, пожалуйста, нас в покое. Что вы хотели сказать? Пожалуйста, скажите это поскорее и оставьте меня, я должен заняться работой.