Время бусово
Шрифт:
Всадник, проявивший интерес к городской сутолоке, кто бы он ни был: русич из ближайшего апоселения или же действительно иностра-нец, хорошо знавший язык русов, одет был добротно, несмотря на жару. Под серым, запыленным, походным, похожим скорее на воинский, чем на купеческий, плащом, собранным у ворота ближе к левому плечу шелковой тесемкой и сколотого для пущей крепости серебряной за-стежкой-тамгой, была видна легкая панцирная защита поверх белой полотняной средней длины рубахи с вышитым, как это делают славян-ские женщины, воротом и подолом.
Кожаный доспех, заранее подогнанный мастерами-оружейниками по фигуре всадника, с нашитыми на нем медными бляшками хоть и ле-гок был с виду, однако крепок и выгодно для постороннего взора обле-гал мускулистое тело хозяина,
Как известно, ромеи, греки и боспорцы, не говоря уже о римлянах, носят длинные или короткие тоги и сандалии, а на этом конном путе-шественнике были полотняные, такого же цвета, как и его плащ, штаны, более привычные для скифов, славян-русичей да готов, заправленные в красные кожаные сапожки с низким каблуком.
Сопровождающие этого всадника люди выглядели моложе его, но не намного. Лица чистые, открытые. Правда, слегка обветренные и по-крыты загаром, что лишний раз говорит о том, что они давно путешест-вуют, проводя дни под открытым небом. Нет ни окладистых бород, ни усов, что также отличает их от своего предводителя, хоть и безусого, но с бородкой. Одеты они примерно так же, как и он, с той лишь разницей, что дорожные плащи на них были попроще и без пряжек-заколок, кожа-ные доспехи не были покрыты пластинами-чешуйками, а на головах — обычные и давно ношенные треухи, которые смогут и от удара предо-хранить и от пыли дорожной защитить, из-под которых выбивались светлые пряди волос. Наблюдательный человек, взглянув на волосы этих верховых, впрочем, как и их предводителя, мог бы с большой до-лей уверенности определить, что их родина не южные степные просто-ры, а, скорее всего, северные края, где солнце не так греет и где снега отбеливают волосы чуть ли не до собственной белизны, а синь небес, рек и озер отражается в глазах мужчин и женщин.
— Куда все летят, сломя голову? Вроде бы и враги на город не на-падают, и пожара не видать?.. А суета такая, словно все с ума разом со-шли. — Повторил всадник вопрос, обращая его конкретно к высокому горожанину, чем-то приглянувшемуся путешественнику. То ли тем, что менее других спешил, то ли тем, что на целую голову возвышался над толпой своей кудластой головой со смоляными волосами, что нетипич-но было для русколанцев, обычно светлоголовых и светлобородых. А может и тем, что одет был как-то не для этой поры: в волчьей безрукав-ке-душегрейке поверх голого худощавого тела, алых, из парчи, штанах-шароварах и деревянных сандалиях с кожаными ремешками, которые обычно носят свободные ромеи.
Как правило, такие люди никаким конкретным трудом не заняты. С сошкой ратая не дружат, к ремеслам призвания не имеют, но много знают и засапожным ножом владеют мастерски. Они не прочь при слу-чае и татьбой заняться, если дело подвернется, и в набег с ватагой таких же сорвиголов податься, и во всякой заварушке участие принять не прочь. Подобные субъекты встречаются чуть ли не в каждом городище на любой земле. Имелись они и в стольном граде Русколани.
— Сойдешь и впрямь с ума, — остановился горожанин. — Князь Да-жин сына старшего Буса из далеких стран встречает. Вот и суетится народ, проявляет любопытство. А тебе, чужеземец, судя по обличью, хоть и наш язык понимаешь, что за дело? — И вцепился во всадника своими черными жгучими глазищами. — Тебе-то какое дело? Или лазут-чик какой, соглядатай? Так у нас с лазутчиками разговор всегда корот-кий — задом на кол, вот и все дела.
— Какой я лазутчик?! — обиделся всадник, придерживая своего ко-ня. Его примеру последовали и сопровождающие: тоже придержали своих лошадок. — Какой я лазутчик, Перун тебя зашиби! Что не местный — то верно. Но не лазутчик. Я такой же русич, как и ты. Из града Курска вот в ваши края по делам попал с товарищами своими, — кивнул он го-ловой в сторону трех верховых, сделав сердитое и одновременно с этим обиженное лицо, — и увидел столпотворение, которое у нас, не приведи Световид, при пожаре только бывает.
Горожанин прищурил один глаз и стал похож на хищную птицу, приготовившуюся клюнуть пораженную ею жертву, еще трепыхаю-щуюся, еще дымящеюся свежей кровью, льющейся из ран, но уже пол-ностью находящуюся во власти своего врага.
— Прежде чем вопросы задавать, да честной народ от дел отрывать, ты бы сначала земляка чем-либо угостил, попотчевал. Тогда можно и беседы беседовать, и сказы сказывать. Я вижу, что не простой ты селя-нин или огнищанин, наверно, и монетки римские или ромейские в кисе на поясе имеешь, да и солнечной сурьице в суме переметной место на-шлось? Конь-то вон какой под тобой справный — сто поприщ прошел, а как бы и не шел. Добротный конь. У простого смертного таких коней не бывает, — пустился на лесть и хитрость горожанин. — Да и у сопровож-дающих твоих то же самое, — скользнул он черными глазищами по вер-ховым, молча сопровождающим всадника и не вмешивающимся в бесе-ду своего начальника.
— Ты еще меня и князем светлым назови, — раскусил его всадник и улыбнулся устало. — Да, Бог с тобой, черноглазый. Так и быть, угощу я тебя сурьей курской, на смородине и травах мятных настоянной. А се-ребра-злата, как и солидов золотых, у меня отродясь не водилось и не водится. Тут уж извини. А с десяток сестерциев, что хранятся в кисе, сам понимаешь, считать за серебро-злато порядочному человеку не при-стало. Разве это богатство?..
— Меня Враном кличут, — представился черноглазый горожанин, оставив без видимого внимания остальные слова всадника. И было не понять: то ли это имя, то ли прозвище. — А тебя?
— Враном — так Враном, — произнес дружески всадник, всем своим видом показывая, что не только согласен на знакомство, но и от чистого сердца рад этому знакомству. — А меня — Сколотом.
— Вот и познакомились, — усмехнулся одними губами Вран. — А Сколот — это от слова Коло-Солнца или от птицы-сокола происходит? — тут же добавил он. — Если от птицы, то мы с тобой как бы родственни-ки: я — ворон, ты — сокол — птицы хищные и мудрые…
— Вот и познакомились, — поддержал нового знакомого Сколот, ос-тавив вторую часть вопроса без ответа, как перед этим подобное сделал сам Вран, словно не расслышал. Не станешь же объяснять Врану, что сам не знает. Зовут да зовут, вот и ладно, видно, родители так назвали, или бабка повитуха, которая роды у матушки принимала. — Так, где прикажешь тебя угостить? Прямо тут или до корчмы доберемся. Думаю, что в столь могучем граде, как ваш Кияр, корчма какая-нибудь да най-дется.
— А то как же! — Сверкнул черными глазами Вран. — И не одна. А где угощать — дело хозяйское. Мне везде хорошо будет: хоть в корчме, хоть тут, под ближайшим древом или кустом…
— Тогда веди к ближайшей, — заметил Сколот. — Винца местного отведаем, чтобы со своим сравнить, да и перекусить чего-нибудь горя-чего не помешает. Не все же время всухомятку перебиваться. А также надеюсь, что и для моего коня стойло там найдется да пару пригоршней овса или пшеницы ядреной в торбу. — И он тронул уздечку, отдавая ко-манду коню двигаться дальше.