Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— А мы ваше желание, возможно, и не уважим, — сказал Слэттери.
— Послушай, Майк…
— Вы можете понадобиться партии, — перебил губернатора Слэттери.
— Майк, если ты это не прекратишь, я тебя надую с предложением Шнейдера. Я хочу уйти в отставку, пока еще могу передвигаться по площадке для гольфа и ловить в речке форель. Но подумайте только — Джо Чапин! Джентльмен Джо. Джо кончил Гарвард?
— Йель, — сказал Слэттери. — И Высшую юридическую школу Пенна.
— Даже не Высшую юридическую школу Гарварда. Всегда считал Джо гарвардским парнем, но, наверное, таких типов
— Губернатор, вы просили мне напомнить, когда… — начал секретарь.
— Ты прав. Господа, очень рад был снова с вами повидаться и, наверное, посидел бы с вами и поболтал подольше, но пора двигаться. Генри, когда будешь в округе Дофин, загляни ко мне. Постарайся не забыть. А ты, Майк, будешь на следующей неделе на совещании в Филадельфии?
— О, разумеется, с благословения Божьего, — ответил Слэттери.
Они пожали друг другу руки и надели пиджаки.
— Рид, достаньте мне номер газеты Боба Хукера, чтобы я мог почитать в машине. Сможем мы взять его внизу? Не хотелось бы заезжать к Хукеру в контору — это отнимет еще добрый час, а я хочу подремать по дороге.
— У них внизу лежат газеты, — сказал Слэттери. — Клуб получает с полдюжины номеров. До свидания, губернатор, и еще раз спасибо, что приехали. Не стану говорить, что Джо оценил бы это, но с практической точки зрения для демонстрации солидарности это было доброе дело.
— Очень правильный шаг, — сказал Лобэк. — Джо был по-настоящему предан партии, и простым людям приятно видеть, что это ценится.
— Поэтому я и приехал, — сказал губернатор. — Всего доброго, господа.
— Мы вас проводим к машине, — сказал Слэттери. — И тем самым произведем на людей хорошее впечатление.
— Ты, Майк, льстивый ирландец, вот ты кто, — сказал губернатор.
— Ага. Один из этих блестящих иммигрантских парней, — сказал Слэттери. — Если вы не поостережетесь, мы тут скоро всем начнем заправлять.
— О чем ты говоришь? Вы ужезаправляете, — сказал губернатор, махнул на прощание рукой и укатил.
Слэттери и Лобэк провожали глазами лимузин, пока тот не миновал Шестую улицу, а потом вернулись в клуб.
— О Шнейдере он позаботится, а вот с Черновским мы прокололись. Здорово прокололись. Кто-то подкатился к нему первый. А губернаторы подобные вещи, как правило, упускают.
— Какие именно вещи, Майк?
— То, что за этим стоит, — далекоидущие последствия. Меня не волнует приход, в котором состоит сам Черновский. Пусть это волнует ответственного за выборы в его районе. Но сделать широкий жест избирателям-католикам было бы совсем не плохо. Ведь этот округ, Генри, по праву должен быть стойким, преданным демократам округом. Рабочий люд. Новые иммигранты или второе поколение. Но мы кралиу них голоса, потому что мы организованны. Но теперь ониорганизованны и разворачиваются на полную катушку. Между прочим, этот парень в Вашингтоне, как я слышал, серьезно болен.
— Я тоже это слышал, — сказал Лобэк.
— А этот Гарри
— Тебе, Майк, просто нет цены, — сказал Лобэк.
— Пошли поздороваемся с Билли Инглишем, — сказал Майк.
Старик Инглиш покоился в кресле возле одного из широких, выходивших на улицу окон читальной комнаты. Он сидел, облокотившись на подлокотники кресла, а кисти его рук свисали с подлокотников и порхали в воздухе, точно следуя ритму какой-то неслышимой музыки.
— Добрый день, Билли, — сказал Генри Лобэк.
— О, добрый день. Кто это?
— Генри Лобэк и Майк Слэттери.
— Привет, Билли, — сказал Слэттери.
— Привет, Майк, привет Генри. Присаживайтесь, — сказал доктор. — Да, Джо больше нет. Еще одного милого лица не стало. С тех пор как случилась беда с моим зрением, я теперь, похоже, всегда, думая о людях, вспоминаю их лица. Мне не удалось научить себя узнавать людей по голосам. Я буду скучать по Джо.
— И я тоже, — сказал Лобэк.
— С тех пор как я переехал жить в клуб, мы с Джо каждую пятницу вместе ходили на ленч, если только он не был в отъезде или в суде. Он держал меня в курсе того, что происходит, и обычно читал мне статьи из «Таймс» или «Ньюсуик», что-нибудь интересное, чего не передавали по моему маленькому радио. — Доктор вложил ладонь в ладонь и стал поглаживать перстень с едва различимым гербом — этот перстень он носил постоянно и снимал только перед операциями. — А раз в месяц я приходил на улицу Фредерик на обед. Эдит принимала меня примерно раз в месяц. Я никогда не забуду, как они были ко мне добры, когда умер Джулиан. И конечно, когда умерла миссис Инглиш. Беда с моими глазами… Мне бы так хотелось увидеть молодого Джоби и Энн. Ведь я ввел их в этот мир.
— Точно, так оно и было, верно? — сказал Лобэк.
— Да, Энн родилась немного раньше, чем мы ожидали. Я бы даже назвал ее ранней пташкой. В три часа ночи. А Джоби, мне кажется, родился где-то после полудня. Но Энн… я из-за нее не спал всю ночь. Я ей это столько раз повторял. У Чапинов тогда работала та же самая Мариан, что у них сейчас. Она мне позвонила и сказала, что присмотрит за Эдит, а Гарри, их слуга, к тому времени как я оделся, уже ждал меня с машиной. Большой такой «пирс-эрроу», с фарами на крыльях. Помните такие?
— Помним, — сказал Слэттери. — Конечно, помним.
— Майк, у тебя тоже был такой, — сказал доктор.
— Нет, моей первой большой машиной был «кадиллак», и я его купил у Джулиана.
— Правильно, правильно. Я вспомнил.
— А у меня был «пирс-эрроу», — сказал Лобэк. — Отцовский.
— Точно, точно, — сказал доктор. — Занятно, я помнил, что у одного из вас, молодых людей, был «пирс-эрроу», только я перепутал, у кого. Мне-то он был не по карману. На такую машину бензина не напастись. Что ж, господа, пожалуй, пойду к себе наверх. Генри, ты не против проводить меня до лифта? Я его и сам могу найти, но раз уж тут случился мой приятель…