Время демографических перемен. Избранные статьи
Шрифт:
В 1990-е годы действительно наблюдалась массовая возвратная миграция выходцев из России или их потомков, но тогда, к сожалению, государственной программы по оказанию им содействия в переселении не существовало. Теперь же мобильные ресурсы такой возвратной миграции в значительной степени исчерпаны. За пределами России живет еще немало русских, однако они далеко не всегда подпадают под категорию «соотечественников, живущих за рубежом». Скажем, больше всего зарубежных русских живет на Украине, но это не мигранты, приехавшие туда из России, они там жили всегда, и странно было бы ожидать, что они могут сформировать крупный поток миграции в Россию. Если же говорить о живущих за рубежом действительных «выходцах из России», эмигрантах или их потомках, даже и хотевших бы вернуться в Россию, то
История человеческой мысли свидетельствует о том, что мифология – неизбежный, но преходящий этап на пути к пониманию истинной сути вещей. Можно надеяться, что не останутся на этапе мифологии и взгляды россиян на сложную суть современных миграций.
Вопросы, связанные с миграцией, будут неизбежным и приобретающим все бо льшую важность пунктом повестки дня XXI столетия в России. К этому нужно быть готовыми. Отказ от антимигрантской мифологии должен вести не к недооценке рисков, действительно сопутствующих миграции, а к выработке трезвой и конструктивной миграционной политики, позволяющей минимизировать риски иммиграции и максимально использовать ее выгоды.
Должна ли миграционная статистика учитывать этническую принадлежность мигрантов? [205]
Должна ли миграционная статистика учитывать этническую принадлежность мигрантов? В статистике часто видят только инструмент познания, получения информации о чем-то объективно существующем. Но у статистики есть и другая функция, она может быть и инструментом конструирования реальности, а то и псевдореальности, и тогда эта ее функция вступает в противоречие с ее функцией инструмента познания.
205
Демоскоп Weekly. 2012. № 531–532. 12–25 нояб. Выступление в дебатах «Должна ли государственная статистика в странах Европейского союза использовать категорию этничности?», Флоренция, 25–26 июня 2012 г. http://demoscope.ru/weekly/2012/0531/analit02.php.
Учет какого-либо признака государственной статистикой означает, что само существование этого признака не подвергается сомнению, а главное, что этому признаку придается достаточно важное государственное значение. Статистическая политика – всегда часть общей политики.
До 2008 г. российская миграционная статистика учитывала этническую принадлежность мигрантов, с 2008 г. этот учет прекратился. Чтобы понять причины как длительного сохранения, так и прекращения сбора такой статистики, надо понять, какую роль играла этническая статистика в советское время.
В СССР этническая принадлежность считалась одной из важнейших характеристик человека и учитывалась буквально при каждом его появлении в публичной сфере. Во всех анкетах присутствовал вопрос об этнической принадлежности, и он шел сразу после вопроса об имени, отчестве, фамилии и возрасте («пятый пункт»), указание на этническую принадлежность было обязательной частью любого CV.
Этническая принадлежность фиксировалась в паспорте, и ее нельзя было выбирать (за исключением выбора между этнической принадлежностью матери и отца) или менять на протяжении жизни. Таким образом, этническая принадлежность, которую нельзя установить никаким биологическим анализом, трактовалась как наследуемая от родителей биологическая категория, никак не связывалась с языком, культурой и т. д. Это никого не смущало, хотя для советской идеологической традиции всегда была характерна борьба против «биологизации» социального. Как я писал когда-то, «это, конечно, не нашитая на одежду желтая звезда, но что-то близкое ей по духу» [206] .
206
Вишневский А.Г.
Повышенный интерес к этнической принадлежности первоначально обосновывался необходимостью «позитивной дискриминации», противопоставлявшейся негативной дискриминации в дореволюционной Российской империи, русификаторским тенденциям и т. п. Однако позитивная дискриминация неотделима от негативной, и если дискриминация по тому или иному признаку в принципе допустима, то вопрос о том, кто кого дискриминирует, рано или поздно начинает решаться, исходя из соотношения сил. Более сильный дискриминирует более слабого.
В этих условиях этническая статистика становится инструментом разделения и дискриминации, доходящей до крайних пределов «окончательного решения», когда целые народы исчезают не только из статистики, но вообще как бы перестают существовать, даже если физически их существование продолжается. В издававшейся при Сталине 50-томной Большой советской энциклопедии нет, например, слова «чеченец».
Но даже когда дискриминация по этническому признаку не доходит до таких крайностей, будучи однажды признанной, она пронизывает все стороны социальной жизни, приобретая иногда самые неожиданные формы. Когда во время Карибского кризиса 1962 г. на Кубу была тайно переброшена 50-тысячная группировка Советской армии, ее участники подбирались с учетом не только гражданской, но и этнической принадлежности. Ими не могли быть не только служившие в армии евреи, немцы или корейцы, но даже татары – самый большой по численности неславянский этнос России. Что может быть опаснее для государства, чем дискриминация по этническому признаку внутри армии?
Именно многообразные виды этнической дискриминации – и позитивной, и негативной – повышали значение фактора этнической принадлежности, он получал чрезмерное значение среди других факторов идентичности. СССР считался союзом 15 республик, и формально каждый житель СССР был гражданином одной из этих республик. Но это гражданство не имело никакого значения, не шло ни в какое сравнение с этнической принадлежностью при определении социальной позиции человека. Более того, этническая идентичность вступала в конкуренцию с государственной идентичностью, обладатели той или иной этнической принадлежности ставили этническую идентичность – и свою, и чужую – выше государственной, вплоть до смены гражданства. Все это ярко проявилось в момент распада СССР. Несомненно одной из главных причин распада была примордиалистская этническая политика советской власти.
Разрушительная сила подчеркивания этнического разделения была осознана в постсоветской России, и в 1996 г. графа «национальность» в паспорте была отменена. Это не могло сразу изменить долго воспитывавшиеся этнические представления населения, и сейчас в России достаточно много людей, настаивающих на восстановлении записи об этнической принадлежности в гражданском паспорте. В российском обществе сохраняется устойчивый интерес к этнической статистике. Это можно проиллюстрировать на примере «Демоскопа Weekly». Страницы сайта, на которых можно найти информацию об этническом составе населения России, неизменно относятся к числу наиболее популярных. В мае 2012 г. страницу, на которой можно найти данные о распределении населения по родному языку и регионам России по переписи 1897 г., открывали более 1 тыс. раз, а Алфавитный перечень национальностей и этнических наименований, использовавшихся при переписи 2002 г., – более 1,5 тыс. раз.
Тем не менее со временем отказ от фиксации этнической принадлежности распространился и на миграционные документы, а значит и на миграционную статистику. Этому способствовало также и то, что в рамках сложившейся бюрократической традиции этническое самоопределение представляется недостаточным основанием, а подтверждающих документов не существует. В самом деле, приезжающий в Россию украинец может, с учетом текущей политической конъюнктуры, назвать себя русским, а грузин – армянином, проверить нельзя, и кажется, что это может исказить этнический состав мигрантов, который по-прежнему считается чем-то «объективным».