Время гарпий
Шрифт:
— Почти всю жизнь я имел такую власть, о которой нынешние властители и понятия не имеют! Нынче думают по-простому! — с застарелой злостью сказал старик. — Сделал гадость, забил по шляпку, а сам пей-веселись! Такая власть недолговечна потому, что пространство сжимается. Как это объяснить? Власть настоящая, когда она пронизывает лучшие помыслы, задействует их! Согласен, в чем-то в советское время слишком уж большое давление оказывалось на лучшие стороны человеческой натуры — так, что у многих они атрофировались. А есть другой, более примитивный подход во власти — когда человек во власти полностью изолируется от лучших сторон человеческой души окружающих. Как правило,
— Время гарпий? — выдохнул премьер.
— Совершенно верно, — подтвердил старик. — Но это время живых мертвецов, переставших жить при жизни. Раньше искали философский камень с этой целью — остановить для себя время. Можно сказать, что я такой камень нашел! Им для меня был очень важный пост в одной режимной организации. Много лет я старался прикармливать младших муз, внушая им их «особенность», из которой я взращивал обособленность. Заставлял молчать старших муз… Но потом произошло то, что вы видите. Вы манипулировали людьми!
— Конечно! А вы знаете, Николай, что многие люди мечтают, чтобы ими манипулировали? — усмехнулся старик. — И большинство с готовностью подвергается разного рода манипуляциям, зная свой расклад. Хотел поинтересоваться… вы ведь хореографическое училище с отличием закончили? И время тогда было самое советское, верно?
— Да, — подтвердил Николай.
— И по предмету «Обществоведение» у тебя пятерка? Что молчишь? Не читал, как «призрак ходит по Европе, призрак коммунизма»? — ехидно поинтересовался старик. — Ведь читал! А ты не придавал значения этим манипуляциям? Разве в комсомольскую организацию не входил? А в этом был основной отход от того, что должна была сказать Каллиопа.
— У вас все Каллиопы говорили то, что должно, — сумрачно заметил Николай. — А потом такое вывалили!..
— Да, вывалили в тот момент, когда мало кто критически мог оценить вываленное, — невозмутимо подтвердил старик. — Вывалили то, что живым было особо не нужно в тот момент. И все это… не прошедшее эстетической триады, попросту говоря…
— Не волшебное? — усмехнулся Николай.
— Совершенно правильно, молодой человек! Даже не представляете, насколько, — грустно вздохнул старик. — Это долгий разговор, да и, пожалуй, в текущей ситуации беспредметный. Хочу уравновесить ваши шансы. Не спрашивайте, почему.
— У меня столько вопросов, но, как всегда, спрашивать не рекомендуется, — усмехнулся премьер.
— Вовсе не имел в виду те вопросы, которые возникали у вас до нашей встречи, — проворчал старик. — Вас же я-то сам лично не интересую, верно? Вот чисто из вежливости вообще предложил избежать каких-либо вопросов на счет моих мотиваций. Тем более, что не так давно за этой вещью ко мне приходил Холодец и гарпия, которую вы сегодня выкинули в коридор.
— Наверно, вы решили исправить сделанное раньше, — предположил Николай, действительно не чувствуя никакого интереса к мотивам, которые двигали стариком.
— Сам не знаю, — признался старик. — Ответом много, но ни один целиком и полностью ко мне не подходит. Наверное Проще всего будет объяснить это… мистическим образом. Понимаете, раньше я полностью был уверен, что самой судьбой предназначен носить гарпию-паразита по имени Аэлоппа. А она выбрала другого… вы его знаете. Или потом увидите и все поймете. Не то, что мне стало обидно, но как-то все это неожиданно и… несправедливо. Это должно было стать моей ношей, моим смыслом. Мне так и не понять, почему она выбрала не меня.
— Да это же просто гадость какая-то, — воскликнул Николай, передернувшись от брезгливости. — Жить с кем-то на шее…
— Так живет большинство, просто сами этого не понимают, — невозмутимо ответил старик. — Впрочем, поздно говорить об этом. Сразу скажу, что этим шагом я не делаю выбора стороны, напротив, мой нейтралитет становится намного глубже. Я просто даю вам возможность больше доверять тем, кто на вашей стороне. И только.
— А что это такое? — не скрывая любопытства, поинтересовался Николай.
— Старинная камея с единственным портретом гарпии по имени Окипета, выполненная одним из обреченных, — пояснил старик. — Она позволяет всякому увидеть гарпий в их истинном обличье. Люди были бы куда меньше подвержены злому началу, если бы видели зло таким, каким оно предстает в последнюю минуту, когда уже ничего поправить нельзя.
Он достал из кармана небольшой бархатный футляр, раскрыл его и подал Николаю.
— Вы имеете много положительных качеств, как я успел выяснить, — сказал старик с ревностью глядя, как Николай бережно берет в руки драгоценную камею. — Рациональность и здравый смысл — это прекрасно, но они мешают вам увидеть некоторые вещи, а главное, поверить в себя. Зло всегда отводит глаза. Но рассмотреть его с помощью камеи может лишь тот, кто видит само зло в любом обличье. Тот, кто считает, что ваш пресс-секретарь — находка для театра, что она высокопрофессиональна и очень полезна, не увидит ничего даже с помощью этой камеи. Здесь нет ничего особо чудесного! Перестает искажаться истинный облик носителя зла. Мне кажется, что вы отлично обошлись бы и без нее. Поэтому не считаю, что чем-то сильно помогаю вам. Но видеть неприкрытую суть вещей, а главное, верить в свое предназначение — это немало в наше Время гарпий…
Антону Борисовичу показалось, что он стоит в шаге от бушующей огненной бездны, когда услышал в трубке голос старшей дочери Дашеньки: «Папа, я просто не знаю, что делать…»
С тяжелым предчувствием он ждал, как зять раскроется на посту художественного руководителя балета. Из него полезли нездоровые амбиции, которые стали сказывать не только на подчиненных для пользы их совместного предприятия, но и на его Дашеньке.
Антону Борисовичу приходилось неоднократно напоминать зятю о том, что своим назначение на пост худрука он обязан не только и не столько своим балетным талантам, все больше вызывавшим сомнение в коллективе труппе, начинавшем роптать. И в последний раз, когда он всего лишь сказал зятю, что его интервью, которые он начал давать налево и направо, беспощадно раскрывают его как неумного и неподготовленного руководителя, что к интервью надо заранее готовиться, а репетировать их требуется отнюдь не меньше, чем к выходу на сцену, — тот взорвался.
Зять заявил, что вовсе не желал «портить со всеми отношения» таким образом, каким он попал на пост худрука. Он напомнил, что рассылка по тысяче адресов фотографий из телефона бывшего руководителя балетной труппы — ставит и его в сложное положение. А что, к примеру, Антон Борисович захочет однажды разослать о нем по тысяче адресов? И хоть никто точно не знает, как был вскрыт телефон руководителя труппы, которого руководство театра хотело поставить на пост худрука, но все догадываются! Несложно догадаться, кому было выгодно разослать фотографии сексуальных оргий! Он уже слышал такое мнение, что там были фотографии с бывшим министром культуры, и тот, кто делал рассылку, дал это всем понять.