Время спать
Шрифт:
— А как высклонны их воспринимать? — откликается Ник, уже в пятый раз прибегая к этой тактике при ответе на вопрос.
Доктор Прандарджарбаш поправляет очки, еле заметно вздыхает и быстро записывает что-то в свой большой черный блокнот. За голубыми занавесками ходят медсестры. Мы сидим в углу кабинета, и занавески буквой «Г» отгораживают это маленькое пространство.
— Вы не возражаете, мистер Манфорд, если сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете на
— Я ведь безумен. Правда, доктор?
Ник начинает размахивать руками.
— Йо-хо-хо-о-о-о-о!
Он подносит указательный палец к своим сухим, потрескавшимся губам и начинает их теребить — «бири-бири-бири-бири-бири». Затем перестает.
— Сумасшедший! Лучше засади меня в психушку вместе со всеми теми… — в этот момент он наклоняется вперед, всем своим видом показывая, насколько важную вещь он сейчас скажет, — …кто мыслит не так, как ты.
Ник самодовольно откидывается на спинку стула. «Ну что, съел?» — написано на лице этого несомненно сумасшедшего человека. Фрэн сидит рядом и сжимает его руку в своей; они переглядываются.
— А вы полагаете, мистер Манфорд, что бегать голышом по улицам и кричать…
Доктор Прандарджарбаш смотрит на меня, пытаясь припомнить фразу.
— «Стекла за слова», — подсказываю я.
— …«стекла за слова» — это значит мыслить не так, как я? Иногда я думаю совсем не так, как большинство людей.
Он улыбается, вспоминая какую-то свою выходку, которая, наверное, положила конец единомыслию в среде психиатров севера Лондона.
— Более того, иногда я думаю не так, как должен думать. Но мне никогда не приходит в голову бегать голым по улице и кричать «стекла за слова».
— Это был новый подход к делу, — поясняет Ник.
Он опять наклоняется вперед, но на этот раз не угрожающе, а словно хочет раскрыть одну страшную тайну.
— Понимаете, большинство тех, кто моет лобовые стекла, работает за деньги.
— Да, это я понимаю.
— Но я сегодня решил поработать за слова! Ведь слова намного лучше денег. Вам так не кажется, доктор?
— Конечно.
— Я мыл лобовое стекло, а потом говорил: «Не надо».
Он поднимает ладонь, демонстрируя свой жест.
— Я говорил: «Уберите деньги. Просто расскажите мне что-нибудь о себе. Все, что угодно. Или… вот, расскажите стихотворение. Спойте песню!»
Фрэн реагирует на это громким, но каким-то картонным, совершенно безжизненным смехом.
— Я думаю, мистер Манфорд, что все дело было не в способе оплаты, а в том, что вы при этом были голым.
Ник выглядит несколько удивленным, будто не имел ни малейшего понятия об этом.
— Ну… было жарко.
Жарко, конечно, не было. Было градусов пять по Цельсию, но, возможно, безумие горячит кровь. Доктор Прандарджарбаш, которому платят за умение ловить момент, тут же уцепился за удивление Ника.
— Вы понимаете, что именно поэтому за вами приехала полиция? Потому что вы были голым.
Ник смотрит на него, потом оглядывает всех нас, смеется.
— Нет! Нет! — мотает он головой. — Не поэтому. Вы что, действительно так считаете?
Он снова смеется, на этот раз смехом великого мудреца, поучающего молодежь.
— Нет! — подается он вперед. — Они приехали, чтобы не дать людям поговорить со мной.
И Ник снова откидывается на спинку стула, но прежде чем он успевает снова принять торжествующую позу, доктор Прандарджарбаш задает ему еще один вопрос.
— А почему вы с ними не поговорили?
Нику приходится повременить с торжеством.
— Чего?
— С полицейскими. Почему вы с ними не поговорили? Они тоже люди. Зачем вы убежали и спрятались в мусорном бачке?
Похоже, Ник напуган.
— Каком еще мусорном бачке?
— Разве вы не помните, как прятались в мусорном бачке?
— Все нормально, — успокаивает Ника Фрэн, прижимая его голову к своей груди. — Все хорошо.
Ник дрожит; Фрэн с яростью глядит на доктора Прандарджарбаша, циферблат в ее глазах поворачивается, и теперь в них ясно читается не «Да, я знаю», а «Ты — враг».
— Ладно, — подытоживает психиатр, убирая ручку в нагрудный карман и закрывая блокнот. — Давайте пока на этом закончим.
Он встает и идет к уставленному разными бутылочками белому металлическому столу, единственному предмету обстановки в комнате — после того как были задернуты занавески, это маленькое пространство превратилось в комнату. Он кладет блокнот на стол и оборачивается к нам: только теперь я замечаю, насколько он маленький, этот доктор Прандарджарбаш — метра полтора, не больше. Маленький рост гиганта психиатрии становится для меня откровением.
— Мистер Манфорд, вы не могли бы пока погулять в холле? Мне хотелось бы сказать пару слов вашим друзьям.
— Отпустить его одного? — гневно спрашивает Фрэн.
Я тоже не думаю, что это хорошая мысль.
— Хм… возможно, вы и правы, мисс…
— Фремантл. Фрэн.
— Пожалуй, будет лучше, если кто-нибудь пойдет с ним.
Отчитав его взглядом, Фрэн трижды кивает — медленно и покровительственно, — затем встает, подхватывая обломки Ника Манфорда, прижимая их к груди, и уходит, даже не подозревая, что доктор Прандарджарбаш хитростью выпроводил ее. Доктор не отрывает взгляда от своих коричневых ботинок до тех пор, пока занавеска не замирает.