Время таяния снегов

Рытхэу Юрий Сергеевич

Ринтын поспешил мимо хлебного ларька и в изнеможении опустился на лавку, врытую недалеко от забора. В горле было сухо. Хотелось пить. "Надо выбросить из головы мысли о еде", — решил Ринтын. Капитан Эрмэтэгин всегда советовал: если хочешь выбросить из головы что-то назойливое, надо вслух прочитать хорошие стихи. Но вместо стихов в памяти всплыла много лет назад прочитанная повесть Кнута Гамсуна «Голод». Ринтын тогда без особого желания взял в библиотеке книгу в серой обложке с тремя словами — «Голод», "Пан",

«Виктория»… "Пан" и «Виктория» стерлись в памяти, а «Голод», он и поныне хорошо помнится… Может быть, продать пиджак? Вон в конце забора торгуют разным барахлом.

Ринтын увидел невдалеке будку холодного сапожника. На траве сидели мужики и, размотав портянки, ожидали, когда мастер прибьет отставшие подошвы. Сапожник в черном брезентовом фартуке вгонял гвоздь за гвоздем, вынимая их изо рта. Он еще и ухитрялся что-то напевать. Ринтын прислушался. Сапожник пел сквозь стиснутые зубы:

Стелются черные тучи,Молнии в небе снуют.В облаке пыли летучейТрубы тревогу поют…

Песня так не подходила к обстановке, что Ринтын улыбнулся про себя.

Сапожник низко склонился над своим инструментом, и Ринтын не мог видеть его лица. Но он уже знал, какое оно — немного продолговатое, мягкое: голос сапожника удивительно напоминал голос Анатолия Федоровича — начальника Гуврэльской полярной станции, а люди с одинаковым голосом, как приметил Ринтын, часто похожи друг на друга. И вдруг ему пришла в голову мысль, что помощь придет именно от этого человека.

Сапожник поднял голову, и Ринтын обрадованно улыбнулся: он в точности был таким, каким представлялся ему. Сапожник, заметив Ринтына, сначала нахмурился, потом усмехнулся.

Ринтын продолжал сидеть на скамейке. Ему не хотелось уходить с этого места, к тому же от голода он испытывал неприятную слабость.

Заказчиков у сапожника не убавлялось. Люди подходили, занимали очередь, разувались и терпеливо ждали. Мастер изредка кидал взгляды на Ринтына и стучал-стучал своим молотком.

Солнце пекло в затылок, нестерпимо хотелось пить.

— Больше в очередь не становиться! — громко объявил сапожник. Закрываюсь на обед!

Он запер свою будку и подошел к Ринтыну.

— Ну и что? — спросил он так, будто продолжал ненадолго прерванную беседу.

Ринтын сразу же все рассказал.

— Где бы мне быстро и хорошо заработать денег? — спросил он. — Вы мне не посоветуете?

Сапожник вынул пачку папирос, предложил Ринтыну и закурил сам.

— Я знаю только один способ быстро достать деньги…

Ринтын в надежде даже привстал.

— Украсть, — коротко и жестко закончил свою мысль сапожник. После паузы продолжал: — Все остальные способы, насколько я разбираюсь в жизни, требуют труда и терпения.

Заметив, что Ринтын приуныл, сапожник спросил:

— Обедал?

Ринтын

отрицательно мотнул головой.

— Пошли со мной!

У Ринтына просто не было сил даже для приличия сделать попытку отказаться. Он поспешно встал и пошел следом за сапожником, который довольно ходко шагал впереди.

— Работать тут тебе нечего, — говорил по дороге сапожник. — Отправим тебя в Ленинград так, бесплатно.

Сапожник жил возле железнодорожного полотна в небольшом домике, выкрашенном в веселую зеленую краску.

— Жена у меня стрелочница, — объяснил сапожник, открывая калитку.

В небольшой комнате было пестро и весело от обилия вышитых подушечек, салфеточек. Сапожник сказал:

— А теперь пора и познакомиться, как водится среди добрых людей. Меня зовут Михаил Михайлович, а вот женушку кличут по-хохлацки Оксаной. Будем знакомы.

Михаил Михайлович вкратце рассказал жене, в какую беду попал Ринтын, и добавил:

— Так ты попроси своего начальника, пусть посодействует студенту.

Оксана ласково и жалостливо посмотрела на парня и сказала:

— Сделаем.

Никогда так вкусно не приходилось есть Ринтыну! Оксана подкладывала кусок за куском и дважды наполняла борщом большую тарелку.

— Бедный, не сытно-то студенту! — посочувствовала она.

Михаил Михайлович давно уже закончил трапезу, сидел рядом и помогал жене потчевать Ринтына.

— Набирайся, студент, — проговорил он. — Твой поезд будет только завтра утром. Не торопись.

Наконец Ринтын отвалился от стола.

— Спасибо, — растроганно сказал он. — Я не знаю, как вас и благодарить.

— Чего уж там! — махнул рукой Михаил Михайлович. — Как говорится у нас: чем богаты, тем и рады. Ну, нам на работу, а ты тут отдыхай.

Оксана сняла с пышной кровати большую подушку в яркой наволочке и положила в изголовье дивана.

— Да что вы! — совсем смутился Ринтын. — Я отдыхать не буду. Если разрешите, — обратился он к Михаилу Михайловичу, — пойду с вами.

— Добре, — ответил сапожник, — чего, в самом деле, такого здорового парня укладывать днем, как младенца.

Они пошли той же дорогой, какой Ринтын шел утром. Многие знали Михаила Михайловича, здоровались с ним и с любопытством оглядывали его спутника.

— Я ведь тоже ленинградец, — рассказывал Михаил Михайлович. — На Охте жил, на улице Стахановцев. После войны врачи посоветовали сменить климат — осколки у меня в легких. Столько железа, если случится пройти мимо сильного магнита — притянет.

Михаил Михайлович открыл будку, возле которой уже образовалась очередь.

После долгих споров Михаил Михайлович согласился, чтобы Ринтын помогал ему.

— Ладно, — хлопнул сапожник его по колену, — будешь готовить фронт работы.

Это значило, что Ринтыну следовало очистить от грязи подошву, отрезать негодную часть, вырезать заготовку для заплаты.