Время ужаса
Шрифт:
Сталь столкнулась, Сиг парировала удар меча, направленного ей в горло, повернулась так, что топор просвистел в воздухе на расстоянии вытянутой руки от ее головы, и ударила острием меча в лицо мужчины. Он зашатался, выплевывая кровь и зубы, и Сиг, сильно толкнув его в грудь, отчего он попятился назад, взмахнула мечом в петле над головой и низко опустилась, разрубив его ногу чуть выше колена, рассекая плоть и кость, оставляя в воздухе капли крови, которые сверкали в отблесках костра, как нитка красного жемчуга.
Аколит с криком рухнул,
Какое у тебя было послание? прорычала Сиг, но аколит просто смотрел на нее, костер потрескивал и разгорался, тепло волнами отражалось от него. Аколит усмехнулся окровавленными губами. Сиг поставила один сапог с железными колодками на отсеченную ногу мужчины и ударила каблуком, крики раздались по холму, громче, чем шипение и треск пламени.
'Что это было за послание?' прорычала Сиг.
Аколит начал смеяться, кровь и слюна пенились сквозь его раздробленные зубы и изуродованные губы. Сиг наклонилась и схватила его за рубашку, подняла и встряхнула, но он только еще больше расхохотался.
Позади нее раздались шаги: Каллен поддерживал Кельда, за ними Элгин и несколько его людей. Сиг снова тряхнула аколита, и клочок пергамента выскользнул оттуда, где он был засунут в рубашку. Сиг бросила аколита и схватила пергамент, развернула и стала читать при свете костра, пока Каллен и Келд добирались до нее.
'Что здесь написано?' спросил Элгин, когда Сиг обменялась мрачным взглядом с Калленом и Кельдом. Она показала Элгину послание - на нем было нацарапано одно слово.
Аноис.
'Что это значит?' крикнул Элгин, перекрикивая ветер и голодное пламя.
Каллен хлопнул Сиг по руке и указал в темноту. Вдалеке показалось пятнышко света, оно вспыхнуло ярче, разгораясь в трещащую жизнь. А потом, еще дальше, еще одно пламя, еще один костер. Ощущение подкрадывающегося ужаса, преследовавшее Сиг, разбухло в ее венах, заставляя волосы на шее встать дыбом.
Это слово из древнего языка", - сказала Сиг, не отрывая взгляда от вереницы маяков, появлявшихся в темноте, как звезды. И оно означает: Сейчас".
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ДРЕМ
Дрем проснулся от того, что сапог его отца пинал деревянную ножку его кровати.
"Еще темно", - пробормотал Дрем.
'Дела есть', - ответил Олин, еще раз пнул ножку кровати для верности, затем повернулся и вышел из комнаты Дрема. На мгновение Дрем подумал о том, чтобы перевернуться на спину; изменение привычного распорядка его тревожило. Ему нравилось видеть серый рассвет перед тем, как встать.
Дрем, - настойчиво позвал его голос отца.
Со стоном он поднялся с постели. Это был болезненный опыт, и не только потому, что сеть сна все еще держала его на крючке. Он был весь в синяках и кровоподтеках после драки в Кергарде.
Драки! Скорее, избиения.
После стычки на рынке Кергарда прошло пять ночей. Его отец помог Дрему взобраться на вейн, и, забравшись в него вместе с Фритой, они как можно быстрее вернулись домой. Перед тем как они покинули город, кузнец Кальдер, один из первых членов Собрания Кергарда, рассказал им, что трапперы, с которыми сражался Дрем, были новичками в Кергарде, прибывшими в тот день. Очевидно, все они были родственниками и искали работу и крышу над головой на новом руднике на берегу озера Звездного Камня.
'Очень похоже на тех, что приходят с юга', - мрачно сказал Колдер. Им не нравится то, что затеяли кадошим, или правила Бен-Элима; это справедливо, - сказал Колдер, - но они не будут приходить сюда и вести себя так, будто правил вообще нет".
Дрем натянул бриджи и сапоги, морщась от боли в мышцах и пульсирующих синяков. Его нос распух от удара головой, и из него все еще сочились густые сгустки крови.
Лучше бы все было хорошо, ворчал он про себя, отправляясь на поиски своего па.
Дрем нашел его сидящим на ступеньках их хижины и смотрящим во двор, когда рассвет просочился в мир. Дрем был спокоен, непроницаемо спокоен с тех пор, как произошла драка. Он и до этого был беспокойным и замкнутым, размышлял о куске черного камня, который закопал в саду, но после драки Дрем почувствовал, что живет сам по себе.
'Ты в порядке, па?' спросил Дрем, садясь рядом с ним, дрожа от холодного ветра, когтями царапавшего его кожу. Его отец просто указал вдаль, в темноту. Дрем нахмурился. Там был свет, маленький и яркий, мерцающий в чернильной темноте ночи.
'Что?' прошептал Дрем. Это огонь? В Боунфелле?
'Это должен быть большой костер', - сказал его отец, нахмурившись, и его лицо превратилось в место глубоких затененных долин.
Не нравится мне это", - пробормотал Дрем. Незаметно он прижал пальцы к шее, нащупывая успокаивающий ритм пульса.
Смотри, вон там, - сказал Олин, поворачиваясь и указывая на юго-запад. Там появился еще один огонек, меньше и слабее первого.
Они повернулись назад и молча наблюдали за приближающимся огоньком: рассвет оттеснял ночь, тени то сгущались, то медленно растворялись, когда тьма отступала перед светом, а огонь в Боунфелле тускнел с приходом солнца на сером, затянутом облаками небе.
Похоже на снег, подумал Дрем, его дыхание стало туманным.
Всю свою жизнь я пытался защитить тебя, - сказал отец, нарушая молчание. С тех пор, как твоя мама... Мышца на его челюсти дернулась, и он ущипнул себя за нос. Я поклялся уберечь тебя от беды. Уберечь тебя от войны, от зла, которое творят люди. Не только люди - другие вещи".
Да, ты следил за каждым моим шагом. Но чего же ты так боишься? От чего ты меня защищаешь? Что значит "другие вещи"?
'Кадошим?' прошептал Дрем.