Время вьюги. Трилогия
Шрифт:
Дэмонра думала долго.
– Все равно прав был комендант, а твой командир - неправ.
– А если бы второй выжил, а первый умер?
– Все равно, первый был бы прав, а второй нет.
– Перед кем?
Вопрос выглядел очень сложным. Калладцы не были обязаны быть правыми перед виарцами, или перед горцами, они должны были быть правы перед кесарем, но вот понял ли бы кесарь...
– Перед собой.
– Перед собой мы всегда правы и странно утверждать что-то другое.
– Тогда... тогда не знаю перед кем. Обязательно быть правым перед кем-то?
– Не обязательно, - Рагнгерд впервые улыбнулась и потрепала Дэмонру по голове.
– В том и суть. Всегда помни, что, когда придет час дележки или вдруг откроются двери в рай,
– А если я все же захочу быть как ты?
– Тогда папа убьет нас обеих, и даже не знаю, кого первой, - беззлобно усмехнулась Рагнгерд и словно помолодела.
– Учись, дочка, пока мы живы, навоеваться еще успеешь.
– А все-таки? Если я захочу быть как ты?
– Тогда запомни: Родина - высшая справедливость человека. Какой бы она ни была. Она - ровно то, что боги посчитали нужным тебе дать, как мать и отца, но твоя мать умрет и твой отец умрет, муж умрет, дети умрут, а твоя Родина останется.
– И что с этим делать?
– Не наследить на ней грязными сапогами. И помешать наследить тем, кто попытается. К сожалению, нашу честь частенько приходится использовать как половую тряпку, потому что больше кровь и мерзость ничем не оттираются. Вспоминай это пореже, но помни крепко.
Дэмонра вспоминала об этом разговоре всего раза три за жизнь. Ей, к счастью, не пришлось вешать рэдских патриотов и пачкать небо копотью горящих селений. Того, что сделали еще при кесаре Эвальде, на двадцать лет относительного мира хватило. Поэтому она могла позволить себе приютить беглого цетника, могла открыто ненавидеть "гражданскую сволочь" Сайруса и ему подобных, могла кувыркаться на сеновале, а после мило беседовать с идейным революционером Кассианом Крессэ, могла даже удрать в рай земной под названием Виарэ и жить там, если бы захотела, - в общем, творила такие вещи, какие ее маме и не приснились бы. Вспоминала редко, но помнила, как и обещала, крепко.
Поэтому спокойно отказала Эйвону Сайрусу, обещавшему в обмен на информацию о "Зимней розе" дать ей свободу, билет куда попросит и денег - сколько попросит. Отказала председателю трибунала, обещавшему оправдание в обмен на сотрудничество. И, в конце концов, отказала канцлеру Рэссэ, уже после приговора, в камере, обещавшему ей легкую смерть взамен очень нелегкой. Никакого мужества ей для этого не потребовалось. После полугода в тюрьме и - главным образом - письма Рейнгольда, нордэна уже не воспринимала свою жизнь "здесь" как жизнь. Она была покойницей на побывке и знала это. Покойникам не положено торговаться и что-то себе выпрашивать - торговля вообще являлась презренным ремеслом, а ей в самом скором времени предстояло встретить маму в ночном поле. К тому же, от покойников ничего не зависело и от нее ничего не зависело тоже - все происходящее представляло собою не более, чем круги по воде от камня, который она швырнула десять лет назад, когда была еще жива и имела какое-то будущее впереди. Остановить круги по воде - пусть кто хочет, тот пробует, а Дэмонра просто молчала и ждала, пока все закончится.
Пожалуй, ей стоило бы возблагодарить судьбу трижды. В первый раз за то, что нордэны догадались притащить на суд Небесный огонь и тут же пошли на попятную, едва стало понятно, что абсолютное оружие не сработало или сработало не так. После выходки Эдельвейса - вот уж где Наклз, сукин сын, был молодец - стравить богоравных с сыном третьего человека государства!
– тихонько придушить ее в застенке и свалить все на ангину стало бы уже сложнее. Тем более, что имелась прекрасная возможность вполне законно поставить ее к стенке после трибунала, где никакой маг бы им не помешал обвинить ее в заговоре в пользу Вселенского Зла и аэрдисовской разведки. И здесь приключилось второе изумительное везение. Прекрасную возможность решить с ней проблему совершенно законно оборвал внук Вильгельма Вортигрена, типичный "мальчик из хорошей семьи", у которого внезапно выключился инстинкт самосохранения и включилась память предков, которые не боялись ни бесов, ни Заступников, ни даже императора. Конечно же, ей приплели и дуэль, и республиканские взгляды, и прочую ересь, но теперь казнь так логично не выглядела бы - ну не казнили в Каллад за дуэли, кто бы там что ни кричал. Существовало достаточно мест, где дуэлянты могли бы сложить горячие головы с пользой для дела кесарии, так зачем же кадры впустую тратить? В третий раз Дэмонре повезло еще и потому, что Эйрани Карвэн, какой бы шлюхой она ни была, приходилась Магде родной сестрой и ставила это родство не так низко, как ей всегда думалось. Великосветская потаскуха, что ни говори, оказалась блестящим дипломатом, так что общественное мнение во дворце, прямо зависящее от настроения ныне регента Эдельберта, с отметки "вздернуть немедленно" переместилось к градусу "примерно наказать" и там замерло.
Поэтому на лесоповал нордэна ехала живой и относительно здоровой, в отдельном вагоне и тяжеленных кандалах.
Дэмонра, впрочем, не сомневалась, что это еще цветочки, а ягодки начнутся, когда основную часть каторжников сгрузят у Белого озера. Не требовалось быть гением, чтобы догадаться - у Сайруса, Рэссэ и честной компании оставалось не так много времени до момента, пока она не попадет практически под Буревестник, а уж там нордэны присмотрели бы за тем, чтобы их заблудшая сестра ничего врагам не выдала. Дэмонра поставила бы на скоротечную пневмонию, но были возможны варианты, только концовка вышла бы одна и та же. И, конечно, последнюю неполную тысячу километров следовало использовать на полную катушку. Вот уж чем, а сентиментальностью ее враги не отличались. Когда поезд, с которого сняли всех прочих преступников, скрипнув, тяжело двинулся дальше, нордэна поняла, что в ее ушах стучат не столько колеса, сколько минуты.
На станции Белое озеро проверяющие увидели ее живой и здоровой. Но до Снежной оставалось еще два дня пути.
Офицер охраны, в сущности, наверное, был неплохим человеком. Он даже честно попытался договориться добром. Распинался полчаса, не меньше. Посетовал, что на пенсион прокормить и собрать приданое четырем дочкам будет затруднительно, а ему уже идет пятый десяток. Сказал, что против Дэмонры лично не имеет ничего и вообще очень сожалеет, что вынужден выступать в такой непривычной для себя роли, как выбивальщик информации. Взгрустнул, что до этого служил честно и беспорочно тридцать лет, но жить-то на что-то надо. Предложил облегчить участь им обоим - она все равно не жилица, так чего портить себе последние деньки? "Рассказала бы ты все, дочка, по добру, по здорову", - закончил он свою, в общем, довольно путаную речь. Рядом стояли молоденький адъютант, явно не знавший, куда девать глаза, солдат конвоя с совершенно отсутствующим выражением лица и мужчина средних лет с пергаментно-тонкой кожей и кистями, на которых свободно считались все кости и сухожилья. Скорее всего, маг.
Дэмонра без особенных эмоций и изысков предложила обремененному семейством служаке пойти куда подальше и там экзотически обслужить собственных дочек и всех их потенциальных женихов. Солдатику - его проводить. Магу - допросить ее труп, а адъютанту - убраться и не мешать взрослым дядям играть в допрос с пристрастием.
Естественно, тут же получила по зубам. Фыркнула, сплюнула кровь.
Офицер аж с лица спал. Видимо, какие деньги ему ни предлагали, а женщину он ударил впервые в жизни. Облегчать ему задачу нордэна не собиралась. Она спокойно посмотрела ему в глаза и оскалилась:
– Перчатки надень, холуй, или руки вымой. Коровником пасет. А, может, кислыми щами?
Здесь традиционной ненависти недворян к дворянам следовало взорваться, а взрыву - быстро привести все к логическому завершению. Не стоило терпеть побои несколько суток, если можно было получить дырку в черепе сразу. Конвойный офицер явно не годился в профессиональные палачи, так что нервишки у него могли и сдать.
– Продолжение-то будет?
Продолжение было. Бездарное, примитивное и, в общем, терпимое.