Время вьюги. Трилогия
Шрифт:
На нордэну нацепили мешок, видимо, чтобы не смотреть в лицо и не смущать свою тонкую душевную организацию. Били по очереди, непрофессионально, сперва кулаками, потом сапогами, голову, правда, не трогали. Вопросы задавали одни и те же, с тупым усердием кукушки.
Шутки шутить Дэмонра, конечно, перестала сразу. Она намертво сжала челюсти и ждала, пока ее враги устанут. Ей доводилось допрашивать пленников и она понимала, что, при отсутствии врожденного садизма, процесс изматывает обе стороны.
– Да скажи ты, в конце концов, где списки?! Где списки?! Где зелье, которое ты гнала?!
Дэмонра молчала или шипела, в зависимости от того, насколько чувствительным выходил пинок.
– Сердце в порядке, - иногда тускло вворачивал маг.
– Можно продолжать.
Продолжать в круглосуточном режиме обремененный семейством горе-палач, конечно, не мог. Пожалуй, самыми тяжелыми вышли первые часа два, а потом все четверо убрались, мешок, правда, так и не сняв. Дэмонра лежала, подтянув колени к подбородку, насколько позволяла длина цепи, соединяющей кандалы на запястьях и лодыжках через кольцо в полу, и думала, успеет она сдохнуть от внутреннего кровотечения до прихода мага или ей все-таки не повезет и мразь с тихим голосом ее откачает.
– Вы бы правда рассказали, - упомянутая мразь оказалась легка на помине.
– Вы же все равно умрете, полковник Ингрейна.
– А вы вечно жить планируете? Тогда для вероятностника вы чудовищно тупы.
Маг стянул с нее мешок и брезгливо откинул его в сторону. Приподнял ее голову за слегка отросшие за полгода волосы. Вздохнул, как человек, который безумно устал.
– Вы очень храбры, и вы все равно умрете, - без вызова или издевки сказал он. Дэмонра сощурилась, но черты лица все равно разобрать не могла. Обычный человек, наверное, на улице она его бы не заметила.
– Вся разница в том, в каком состоянии.
– А мне не все равно? Целые ребра нужны живым, а не мертвым.
– Сомневаюсь, что вам будет все равно. У капитана Вальтера сейчас, как бы сказать, ломка психики. Он понимает, что уже бесповоротно изгадил свою жизнь - ну, честь мундира, беспорочную службу, доброе имя, чем там еще гордятся эти сивушные, как бы сказать помягче, офицеры. И понимает, что так и не добился ничего из того, за что ему дали аванс. Сейчас он поплачет, надерется, а потом поймет, что, раз черта переступлена, то дальше он как бы и не виноват. А вы - злобная дрянь, которой так уж трудно "расколоться" - стоите между ним и его прекрасным будущим, ради которого он только что перечеркнул прошлое. А будущего-то нет и дочки до сих пор не замужем. Сперва ему станет мерзко и страшно - ему уже мерзко и страшно. Пусть посидит и порефлексирует - недоумкам это полезно. А потом я предложу ему выпить и скажу, что вы сами его провоцируете и вынуждаете применить силу. И что это вы виноваты, а не он. Вы преступница, а он просто выполняет долг. Ему не придет в голову спросить, почему его - вроде как офицера, да?
– наняли гражданские лица и денег предложили отсыпать, тогда когда они, если они официальная власть, могли бы все то же самое провернуть в тюрьме совершенно законно и без подкупа. Он схватится за мысль, что вы преступница, а не он, как утопающий за соломинку. И дальше у него едва ли включатся мозги, но фантазия включится уж точно. Пол-бутылки коньяку решают такие проблемы. Он поймет, что, вместо того, чтобы тупо пинать вас по ребрам, можно ломать пальцы по одному. Что глаза вам больше не понадобятся. Что вы хоть и не особенно симпатичная, но баба - на худой конец, а дальше соображайте сами. Все, что я вам изложил, случится обязательно. У ничтожеств страх всегда переходит в агрессию, дело только во времени и количестве выпивки. И тем, и другим мы располагаем. Вы это осознаете?
Дэмонра осознавала. А еще она начала смутно понимать, что такое "верх цинизма". Нет, верхом цинизма являлась не Эйрани Карвэн в кесарской ложе, это было так - легкая пощечина общественному мнению. Верх цинизма с ней беседовал.
Нордэна дернула головой. Маг с готовностью ее отпустил.
– Какая умная лекция. Мне сделать вид, что я поняла?
– А вы не поняли?
– А мы, нордэны, вообще очень тупые! Понимаем только звук пощечин и выстрелов.
– Все вы поняли, полковник. Вы уже со мной - мразью - разговариваете. В отличие от нашего доблестного отца семейства, я вам про свои трудности, мечты и чаянья рассказывать не буду. Они вас волнуют не больше, чем меня - ваши. Но я, как и он, считаю нужным вытянуть из вас нужную информацию. И предпочел бы, чтобы это прошло без лишней грязи. Мне действительно не особенно хочется разыскивать медицинский набор и объяснять, каким скальпелем что удобно делать. Вы же не дура и не совсем сумасшедшая. Вы уже мертвы. Все, полковник, вас уже нет. Дальше ничего не будет. Вообще ничего, если только вдруг в мире не существует вашего нордэнского рая, что маловероятно. От вас ничего не зависит. Вы никому ничего не должны. Вы все равно расскажете - ну так расскажите, пока вы еще можете говорить, а не хрипеть.
– Пошел ты, - выдала Дэмонра свое обычное пожелание.
– То, что вы из тех, кого легче заставить кричать, чем говорить, еще не значит, что вы унесете с собой свои секреты.
– Знаете что? Идите и напоите уже эту свинью. Вы так красочно живописали мне мои перспективы, что я жду не дождусь их увидеть.
Вероятностник вздохнул и хрустнул пальцами.
– Полковник Ингрейна. Мне кажется, ваша предыдущая жизнь дает вам право на достойную смерть. В том, чтобы захлебнуться собственной кровью или рвотой, ничего достойного нет. Я даю вам три часа на размышления. Это восьмая часть времени, которым мы располагаем. Это очень много.
"Восьмая часть. Значит, двадцать четыре часа, сутки. Но до Снежной - двое суток. Они намерены прикончить меня, не доезжая до туда почти полпути".
– В конце концов, если вы все расскажете, я просто сделаю вам укол. Вы заснете и ничего не почувствуете. Тогда все люди, которые сейчас едут с вами в одном поезде - кочегар, машинист, помощник машиниста, два десятка солдат - это мальчишки, обычные деревенские пацаны, полковник Дэмонра, а не кто-то вроде Вальтера и меня - останутся живы. В противном случае они все умрут. Если вы все спокойно расскажете, у вас просто остановится сердце - это не больно. Если нет - ваш труп придется прятать очень хорошо. Крушение поезда и падение его с моста - удобная возможность спрятать тело, которое изуродовано практически как угодно. Вас вообще может унести течением, под какой бы елкой мы ваши ошметки ни закопали. Ваша жизнь - и две дюжины чужих жизней. Думайте хорошо, это чистая математика.
– Знаете, я вот вас слушаю, слушаю. Вы не просто ублюдок. Вы еще и недоучка. Человек, превосходивший вас на голову, говорил мне, что такой математики нет, и относительная ценность жизней не считается в принципе.
Маг поднялся:
– А он говорил, что это так не потому, что мы все уникальны, а потому, что мир одинаково срать на нас хотел и мы тут как бы пролетом? Нет? Ну ладно, считайте себя уникальной несгибаемой героиней и защищайте справедливость, пока можете. В любом случае, у вас есть три часа. Потом Вальтер начинает развлекаться, а я - колоть вам наркотики, чтобы вы вдруг не пропустили ничего интересного. Ставлю на то, что вы заговорите максимум на пятнадцатый час, либо сдохнете. Правда, сдохнуть без пользы для дела я вам все равно не дам, сами понимаете - служба.
Дэмонра, снова свернувшись на полу, смотрела, как в незаделанных щелях под потолком вагона мелькают ветви и холодновато-голубое небо. Колеса мерно отсчитывали ее жизнь назад, от армии - к институту, от института - к гимназии, от гимназии - к маме и папе, которые от нее еще ничего не ждали и еще умели улыбаться, к маленькому, но очень гулкому колоколу, звонившему в серых небесах, к полкам в парадной форме, идущим мимо балкона их дома под звуки победного марша - самому первому и самому яркому воспоминанию, которое, наверное, в итоге и сделало ее жизнь такой, какой она была.