Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Примерно понимаю. В особенности про кесаря. Продолжай, пожалуйста.
— В Скульд присутствует некая… за неимением другого слова назовем это логикой, хотя к привычной нам с тобой логике это никакого отношения не имеет. На основе этой логики она, похоже, определяет степень опасности того или иного отклонения от оси, и наносит ответные удары. Вернее, это мы с тобой воспринимаем их, как удары. Для нее это наверняка не более, чем система сдержек и противовесов, в конечном итоге направленная на защиту текущего порядка. Тут я бы перед государевым портретом клясться бы не стал. Просто существует теория о так называемых «встроенных стабилизаторах». Мне она представляется разумной и логичной.
И понятие «отклонения» от оси Скульд тоже рассматривает не так, как мы. Ты считаешь, что все эти люди умерли, и поэтому произошло смещение первичного потока куда-то в сторону. Она — здесь мы говорим чисто теоретически, поскольку никогда не получим доказательств — она, возможно, считает, что все эти люди просто умерли чуть раньше срока. А в масштабах вечности пара десятков, даже сотен лет — это мелочь. Погрешность. Их как будто просто нет. И, значит, никакого отклонения от оси в сторону тоже нет, имеет место только несколько ускоренное движение вверх по этой самой оси. Ничего страшного.
— Да уж, ничего страшного, — дернула щекой Магрит. Это как раз выходило очень даже страшно. — Но, получается, если бы женщина осталась жива, она всего лишь прожила бы чуть больше срока. Разве это нельзя тоже посчитать за погрешность?
— Нельзя. Она должна была умереть. По каким-то причинам закономерность выглядела именно так. Можно много теоретизировать и придумывать варианты, от самых примитивных — вроде ее будущих детей — до сложных. Так или иначе, если мир — не набор случайностей, а современная наука стоит на такой предпосылке, он защищает свою конечную цель сам. Те же «мельницы богов» — не совсем сказки: люди с необычным набором вероятностей действительно рождаются и живут. И плохо умирают. И, пожалуй, в идее нордэнов о том, что красота-таки иногда наводит вокруг, гм, красоту — тоже что-то есть. Если верить археологам, холод убивал цивилизации как минимум дважды. Костей, черепков и каких-то совершенно непонятных нам предметов по всем концам континента окопали предостаточно. И там было очень много пепла, наверное, тоже не просто так.
— Жутенько все это.
— Склонен с тобой согласиться. Когда возникают отклонения и Скульд гасит их как может — это вообще всегда жутенько. Существует гипотеза, что печально известный бунт Кайры…
— Не бунт, а освободительное восстание!
— Хорошо, тогда обойдемся без оценок: вполне себе полномасштабная по тогдашним меркам война всех со всеми на территории, отошедшей к Аэрдис после третьего раздела Кэлдира — тоже вызвана именно таким отклонением. Я лично упомянутой Кайры не видел, поэтому не могу сказать, правда ли ей являлись голоса и сам Творец во плоти, но для неграмотной крестьянской девочки она колошматила регулярные войска Аэрдис прямо-таки знатно. В архивах одной организации о ней остались любопытные сведения. Вероятности ее поступков не читались вообще. Я до сих пор думаю, что это единственная причина, по которой Каллад все же не рискнул ее поддержать. Даже им сделалось страшно выступить на стороне человека, за которым стоит непонятно что.
— Родись Кайра в Рэде уж, наверное, ты бы про нее иначе говорил. Она освободила многих людей. Возможно, ее действительно вел Создатель.
— Это возможность. А тридцать тысяч трупов, которыми она засеяла поля — реальность.
— Они сражались против захватчиков на собственной земле!
— Да. И, что поразительно, их не финансировали враги захватчиков. Потому что «мельницы богов» — это тебе не инсургенты с листовочками. Они тут жить по выполнении своей программы не собираются. Но вернемся к нашей «лекции». Ни я, ни кто другой никогда не сможет точно сказать тебе, почему кто-то должен умереть из-за нелепой случайности. Те, кто верят в Промысел, обыкновенно принимают такие вещи без доказательств. Я искал рациональное объяснение и не нашел. Остается только предположение, косвенно подтверждаемое существованием «встроенных стабилизаторов». Вот поэтому с Скульд — или с этим планом будущей гармонии, если он и вправду есть — лучше не связываться. Она очень болезненно воспринимает попытки сместить поток в сторону, но на движение вдоль него смотрит, к нашему несчастью, вполне спокойно. Более того, именно ускоренным движением вдоль оси она пытается гасить колебания.
Правда бывают случаи, когда даже Скульд не справляется. Тогда возникает феномен, который в широких кругах называют «боковым коридором». На самом деле это не что иное, как вторичный поток. Весьма неприятное явление, должен сказать. «Перехитрить судьбу» — это романтично и красиво только в поэзии, Маргери. Реализма в таких опусах столько же, сколько в сказках о прекрасно ужившихся принцессе и свинопасе, познакомившихся на почве горошины под подушкой. Переломить ось и создать жизнеспособное ответвление от нее удается единицам — вот Тильвару, например. Обычно данный процесс сопровождается сильнейшими катастрофами и общей нестабильностью, а потом они постепенно затухают и побочный поток сам становится осью. Со временем.
В общем, Маргери, вероятно, молодым романтикам приятно думать, что в перспективе судьбы мира зависят от того, свернут они по дороге на лекцию в бордель или в кабак, но это не так. Мир никогда не меняется. Последствия необратимы, вариативность концовки — нуль. Мы только можем доехать до нее с большим или меньшим комфортом. Все.
— Так значит, мы совсем ни на что не влияем?
— Мы только слагаемые, из которых получается равнодействующая. Абстрагируйся от мысли, что имеет какой-то смысл сражаться с людьми. Они такие же слагаемые, как ты сама. Сражаться имело бы смысл только с самим итогом, если он есть, но, опять же, если он есть, ты уже включена в него и ничего не меняешь. Победить Аксиому Тильвара невозможно, как невозможно переиграть в гляделки свое отражение в зеркале.
— А обойти ее можно?
Наклз задумался, глядя куда-то в сторону. Вряд ли этот вопрос был для него загадкой к почти сорока годам. Скорее всего, он размышлял, стоит говорить о своих выводах ей, Магрит, или нет. В конце концов, маг вздохнул и сказал:
— Если и можно, то для этого нужно уйти на другую сторону зеркала. Оттуда не возвращаются и методичек не пишут.
Магрит попробовала представить себе, как это может быть, но быстро сдалась. Теперь ее волновало одно:
— А это точно правда? Все то, что ты сказал?
Маг устало вздохнул и покачал головой:
— Не знаю. Нас учат поправкам и поправкам к поправкам, что само по себе плохой признак. Возможно, какие-то вещи неверны, возможно, теория вообще неверная, но конкурирующих пока нет, кроме одной, которая лично меня пугает.
— Тебя разве можно напугать?
— Не льсти людям, Маргери, воспитанным барышням это не к лицу, — фыркнул маг. — Меня еще как можно напугать. Я вообще порядочный трус.
— Не верю.
— Но ты здесь сидишь. А не был бы я трусом — спустил бы тебя с лестницы для твоего же блага. Но мы пьем коньяк, который тебе вреден, и обсуждаем Аксиому Тильвара, которая тебе нисколько не нужна.
— Неправда! Мне хотела это знать, — горячо возмутилась Магрит, в душе сознавая, что не поняла и половины рассказанного и, нет, знать ей это ей не следовало.
— Ну, я и так рассказал тебе все, что знаю из того, о чем можно говорить.
— А есть еще то, о чем нельзя?
— Скорее то, о чем не принято. Например, о бессмысленности добра и зла и отсутствии принципиальной разницы между ними. Громко говорить об этом могут только всякие социалисты-утописты в стремлении произвести впечатление на девушку. К сожалению, это тот редкий случай, когда они — по врожденному безвкусию — попали в цель. Благотворительность действительно бесполезна и все такое прочее. Извини.