Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
И да, в квартире Мондум стоял холод.
— Добрый день, Витольд. Какая… неожиданная встреча.
«Я последняя свинья, я должен был хотя бы послать ей открытку».
Теперь казалось чрезвычайно глупым объяснять Зондэр, что он занимался похоронами. Скорее всего, она уже прочитала о гибели его семьи в газетах, но воспитание не позволяло ей выражать сочувствие, пока Витольд сам не коснулся бы этого предмета. А Витольд его касаться сейчас не хотел совершенно.
Он сперва протянул букет, а потом подумал. Конечно, она не могла его взять, она же держалась одной рукой за трость, куда ей таскать такую тяжесть.
Мондум даже не шелохнулась, и ее улыбка осталась все такой же неподвижной. Мертвой. Витольд запоздало понял, что живые люди так не улыбаются. Либо улыбаются тем, кого очень сильно ненавидят.
— Я приношу свои извинения. Мне следовало прийти раньше, — проговорил он, гадая, кажется ему или нет.
— В этом не было необходимости. В ходе инцидента в штабе не пострадало ничего, кроме моей гордости, — спокойно ответила Мондум.
Вот теперь Витольд окончательно понял, что она смотрит на него, как на врага. В синих глазах стояло что-то очень нехорошее.
— Если я не вовремя — а я понимаю, мог бы послать записку с просьбой о визите, простите, не подумал — я приду в любое удобное вам…
— Как будто вы вообще когда-либо утруждаете себя просьбами о визите. Вас, надо полагать, всегда ждут и вам всегда рады. Я, разумеется, говорю о встречах с дамами.
— Не думаю, что вас должны беспокоить такие частности, — парировал Витольд. Он был слишком вымотан морально и физически, чтобы спорить с Мондум, да он к ней и не за этим пришел. Но позволять с порога отчитывать себя как школяра тоже не следовало.
Богиня все еще стояла совершенно неподвижно, словно статуя. Не приглашала в дом, не гнала прочь. И, как это ни жутко, продолжала улыбаться без капли тепла.
— Они меня и не беспокоят.
Витольд все еще держал в руках тяжелый букет и чувствовал себя круглым идиотом. Особенную пикантность ситуации придавала коробочка с обручальным кольцом, оттягивающая карман.
— Может быть, вы позволите мне положить здесь цветы? — Витольд кивнул на трюмо.
— Прошу вас, — Зондэр, наконец, пожала плечами и добавила, — подождите минуту.
Нордэна развернулась, очень плавно и медленно, так что тяжелая копна волос даже не шелохнулась, и пошла вглубь квартиры, опираясь на трость. Теперь Витольд ясно видел, что она слегка прихрамывает. И что на руке, которой она сжимала трость, костяшки совсем белые.
Интуиция подсказала ему, что разуваться не стоит и приглашения на чай он не дождется, а также то, что все свои большие планы следует отложить до лучших времен. А если быть честным с собой — вообще сменить объект этих больших планов. В столице имелось с три дюжины не самых страшных и глупых девиц из хороших семей, которые были бы счастливы носить его фамилию. Сколько их нашлось бы в провинции — этого сами бесы бы не сказали. И уж у кого-то из них точно бы хватило ума и доброты хотя бы попробовать полюбить его и позаботиться о будущем Кристабел, которым она решила так безрассудно рискнуть.
Витольд сам прекрасно понимал, что подобные размышления, да еще в доме любви всей его жизни, ему чести не делают, но поведение Зондэр его чем-то даже не насторожило, а именно напугало. И значительно сильнее, чем явно слетевший с катушек и начавший слышать и нести какую-то чушь Наклз.
Трость простучала об пол, и Мондум вернулась в коридор. В руке она сжимала небольшой ридикюль. Можно было бы подумать, что она собралась куда-то идти, но нордэна оставалась все в том же домашнем наряде. Зондэр аккуратно прислонила трость к стене и опустилась на краешек трюмо, рядом с букетом. Складки платья легли вокруг нее, как лужа крови. Нордэна без слов стала искать что-то в сумочке. Витольду послышался тихий шелест бумаги.
Было холодно, пахло розами и приближающейся бедой. Три богини зимы в трех разных ракурсах — это выходило как-то слишком много для одного простого человека.
— Зажечь вам свет? — поинтересовался Витольд. Не то чтобы полумрак или сумеречная глубина зеркал, из которых выступали белая шаль, его пугали, но хотелось что-то сказать, разбить тишину.
— Не стоит, кажется, я закончила.
Зондэр подняла синие-синие глаза. И она больше не улыбалась. В руках нордэна держала связку купюр.
— Берите, Витольд, здесь сто калладских марок. Не знаю, на сколько вы там поспорили с вашими приятелями, но, раз уж предмет спора — я, вряд ли на большее. Берите и проваливайте.
Странно, что выпалила это на одном дыхании Зондэр, а воздух из легких вышибло почему-то у него.
— Что молчите? Остаетесь в накладе? Хотите, дам сто пятьдесят?
Нордэна, усмехнувшись, швырнула пачку ему под ноги. А Витольд почему-то очень хорошо расслышал, как она стукнулась об пол, хотя звук вроде как не должен был быть громким. Его сердце гулко колотилось где-то в висках, в глазах потемнело.
— Так вам накинуть еще полсотни на бедность или все-таки уберетесь?
В голове Витольда медленно ворочалась только одна довольно банальная мысль: на свое и ее счастье он пришел просить ее руки, а потому — в гражданском костюме. Без оружия. Будь у него с собой пистолет, наверное, все три богини зимы сейчас завалились бы назад с дырой в том месте, где у людей обычно находились сердца. А незадачливый жених — с дырой в том месте, где у людей обычно находились мозги.
Витольд резко сунул руки в карманы, чтобы хоть как-то сдержать желание стереть усмешку Зондэр ударом в лицо. С любым другим человеком на ее месте он бы так и поступил, но она даже человеком, похоже, не являлась. Не каждый человек так обошелся бы даже со своим злейшим врагом, а ведь он ей ничего не сделал. Совсем ничего.
В кармане оказалась коробочка с кольцом. Витольд механически сжал ее в пальцах, а потом что было сил швырнул. Зондэр слегка наклонила голову, уворачиваясь, и снаряд врезался в створку трюмо за ее плечом. Полетели осколки. Нордэна не шевельнулась, даже ее усмешка не дернулась, словно намертво примерзла к лицу.
— Вы ждете пятидесяти марок, виконт? Если нет, извольте убраться из моего дома. Ваши приятели и народные героини уже, наверняка, скучают.
Зондэр говорила что-то еще, но Витольд уже не слышал. Он как в полусне спускался по лестнице, касаясь рукой стены. Шероховатая поверхность мешала ему окончательно выпасть из реальности. В голове что-то монотонно грохотало, как будто по пустой комнате двигали мебель. Остатки логических сцепок, кое-как склепывающих реальность, разлетались в куски. Витольд просто не понимал, что происходит и — главное — зачем так. Чтобы добить его, старухе-судьбе не стоило настолько изощряться.