Время зверинца
Шрифт:
28. СКОЛЬКО ДЕНЕГ ВАМ ПРИНЕСЛА ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА?
В поезде, возвращаясь из Уилмслоу в Лондон, я встретил Гарта Родс-Райнда, мастера городского фэнтези, с которым свел знакомство в его худшую пору: он перед тем остался без гроша и без очередной жены, спутавшейся со старшеклассником, когда Гарт работал «учителем на подхвате». Тот же Гарт Родс-Райнд, но уже в его лучшую пору, закатил знаменитую гулянку на борту яхты «Лулу».
В нашу первую встречу он еще был сочинителем триллеров, которые никто не хотел покупать. Познакомились мы в
— И какая из моих книг вам понравилась? — спросил я его.
То есть мне следовало бы так спросить, но я этого не сделал. Проблема в том, что, хотя ты и знаешь истинную цену словам «Я ваш поклонник», тебе все равно приятно их слышать, приятно быть узнаваемым человеком.
Он был мрачный, опухший и небритый. Возможно, и немытый, подумал я, если только исходивший от него запах не являлся специфическим запахом невезения. А также зависти (впрочем, завистью пахнут практически все авторы).
Не тратя время на пустую болтовню, он сразу перешел к сути. Он хотел знать, богат ли я.
У меня отпала челюсть.
— Богат? В смысле, происхожу ли я из богатой семьи? Был ли я богачом до того, как взялся за перо?
Архаичный оборот, согласен. В наше время уже никто не берется за перья, карандаши и ручки, предпочитая им клавиатуру.
Нет, он имел в виду не это. Он потянулся через стол и взял меня за лацкан пиджака. В первую секунду я подумал, что он проверяет качество материала. Но это был просто успокоительный жест.
— Я не хочу вас обижать, — сказал он.
— Обижать?
Для человека явно не стеснительного он выглядел до странности смущенным.
— То есть я не хотел бы показаться пошлым…
При слове «пошлым» я вздрогнул, сам не знаю почему.
— Позвольте перефразировать вопрос, — быстро добавил он.
Я ожидал, что теперь он спросит про мой богатый жизненный или любовный опыт. Про богатство духа, наконец. Ничего подобного.
— Какой доход вы получаете с каждой проданной книги? — перефразировал он свой вопрос.
Моя челюсть отпала снова еще ниже прежнего.
— Мы обсудим это, когда узнаем друг друга поближе, — сказал я, совершенно не представляя себе такое время, когда я захочу знать его ближе, чем уже узнал.
Однако он поймал меня в том же месте несколько дней спустя.
— Ну вот, поскольку мы теперь друзья, — сказал он, — мне хотелось бы по-дружески кое о чем вас спросить.
— О моих доходах?
— Я никому не разболтаю, — пообещал он.
— Нет, — сказал я.
Еще неделю спустя он купил мне кофе и булочку с корицей, хоть я его об этом не просил.
— Я понимаю, что о некоторых вещах не принято говорить даже с близкими друзьями, — сказал он, — но ведь писательство это такая же работа, как и любая другая, верно? И я хочу знать,
Я взглянул на булочку с корицей и вздохнул:
— Это смотря какой романист.
— Я понимаю, но назовите хотя бы приблизительную цифру для ориентировки. Скажем, сколько денег вам принесла последняя книга?
— Но я пишу не триллеры, Гарт.
— Назовите цифру, а я сделаю поправку на триллер.
— А сколько принесла ваша?
— Две тысячи двести шестнадцать фунтов. Вот, пожалуйста, я не стесняюсь об этом говорить.
— Это негусто, — согласился я, вымученно улыбнувшись.
— Теперь ваш черед. Сколько?
Я не мог сказать ему правду. И дело было не только в том, что у писателей не принято обсуждать гонорары друг друга. Он и так был расстроен, и я не хотел огорчать его еще больше. Упомянутая Гартом сумма была столь мизерной, что назвать мою даже по нижней планке было все равно что в лицо назвать его ничтожеством.
И я солгал.
— Немногим больше, — сказал я.
— Насколько больше? Пять тысяч?
Я прикинул, какая сумма не обернется для него слишком тяжелым потрясением, и сказал:
— Больше.
— Пятьдесят тысяч?
Похоже, я недооценил его психологическую выносливость. — Ну, не настолько много.
В конечном счете таким «методом тыка» мы пришли к цифре «двадцать тысяч», взятой мною с потолка. Пусть будет двадцать, решил я.
Как только мы с этим разобрались, его отношение ко мне резко изменилось, став чуть ли не пренебрежительным. «Всего-то двадцать тысяч фунтов? — говорил он своим видом. — И это все, на что вытянула твоя книга?» Теперь он явно сожалел о том, что ранее назвался поклонником столь жалкого писаки. В какой-то момент мне даже показалось, что он хочет взять назад недоеденную булочку с корицей.
У меня возникло сильное искушение назвать хамоватому ублюдку настоящую сумму моих гонораров и посмотреть, как у него подкосятся коленки, но чувство жалости возобладало.
Прошло три года, и вдруг я читаю в газете, что Гарт Родс-Райнд, круто пошедший в гору после смены жанра, продал студии «Дисней» за миллион фунтов права на экранизацию своего нового романа. И это до выхода из печати самой книги! В последующие дни я держался подальше от Британской библиотеки (вдруг он уже скупил ее со всеми книжными потрохами?), но он где-то раздобыл мой телефонный номер.
— Привет, Гай, — сказал он. — Это Гарт. Полагаю, известия до тебя уже дошли?
Я замешкался с выбором ответа. Сказать «да» и позволить ему тешиться мыслью, что я уже какое-то время живу с этим знанием, или сказать «нет» и доставить ему удовольствие самолично сообщить мне об этом?
— Извини, я в данный момент очень занят… — начал я, но он меня не слушал.
— Миллион фунтов, как с куста, еще до переговоров о роялти.
— Рад за тебя, Гарт, — сказал я.
— Давай где-нибудь поужинаем, поболтаем, — предложил он.