Времяточец: Откровение
Шрифт:
Но Эмили зачарованно вспоминала прошлое:
— Питер, ты помнишь, как заходил ко мне на квартиру по вечерам, и мы делали мягкие игрушки и пили какао?
— Помню, и не только это.
— Дослушай, дурачок. Я всегда знала, когда ты придёшь. Я всегда ждала тебя у двери.
— Я думал, что у меня шумный велосипед.
— Я всегда знала, — Эмили встала и вздрогнула. — Знаете, иногда у меня такое чувство, будто за мной кто-то наблюдает… Это как в той строке из «Кэндлфорда». Меня любят существа, которых я не вижу.
Питер тоже встал, покусывая
— В сложившихся обстоятельствах, может быть, нам лучше подумать о моей глупости, а не о твоей интуиции?
— Нет. Нет, всё в порядке. Как я могла не замечать? Ты помнишь эту вечеринку в Бате? В квартире Майлзов?
— Это когда Стивен снял с себя галстук и повязал его как бандану? Помню, но я не понимаю…
— Этот твой коллега, Лэйн, или как там его звали… Он бесился, как обычно, танцевал как сумасшедший. Он схватил меня и повёл к балкону, — Эмили устремила взгляд в бесконечность, вспоминая атмосферу, запах дыма и осенних листьев. — И мне удалось остановить нас за мгновение до того, как мы шагнули на балкон. Я ему сказала, что не собираюсь себя убивать, потому что у меня есть важные дела. Я посмотрела на небо… над городом поднималась большая полная луна, и в этот момент балки сломались. Они проржавели. Весь балкон рухнул на землю, вместе с цветочными горшками.
— Я помню парня, который тогда сказал, что совпадений не бывает, — кивнул и улыбнулся Питер. — Здоровый кучерявый парень, который оделся, как на маскарад. Я тогда был так рад, что не потерял тебя.
— Саул, — Эмили посмотрела вверх. — Перестань напевать ритм вслух.
Церковь послушалась.
— Да, — тихо сказала Эмили, двигая пальцем как дирижёрской палочкой. — Я всё ещё слышу его. Теперь я понимаю. Такие красивые слова. Какое это откровение. Они чуть ли не выходят за границы языка. Они намекают на то, что увиденное автором далеко за пределами его способности выразить это…
Эмили начала танцевать с невидимым партнёром, возможно, с тем, который всю её жизнь присматривал за ней. Питер снова сел и наблюдал за ней. Если бы он так сильно не переживал, ему бы пришлось признать, что он немного ревнует.
Такого он не ожидал. Хеммингс улыбнулся. Впрочем, так, наверное, все говорят. Демоны его, конечно, схватили и протащили через ту странную приёмную. Но за дверью они его отпустили, извинились, отряхнули.
Всё это, по их словам, было представлением для спутницы Доктора, которую он, пытаясь вырваться, заметил краем глаза.
Хеммингс, по мнению демонов, был любимчиком Ада, из которого выйдет Инфернальный Князь. Ему в этом мире будет выделена определённая власть, как подобает человеку его уровня в предыдущей жизни.
Вначале Хеммингс возмутился. Какая-то его часть, что-то, что еврейский шарлатан Фрейд несомненно прокомментировал бы, ожидала и даже хотела бесконечных мук. Так думала часть его. А другая его часть предвкушала Валхаллу, счастливую землю охоты, где он разделит с соратниками раблезианские радости. Не получить ни того, ни другого было странно
Демоны указали на огромную пустую белизну перед ним. Они сказали, что это — табула раса, исходное сырьё для создания упорядоченной материи. Пространство было неограниченным. Здесь Хеммингс мог воспользоваться силой слова для создания собственного мира, своей Утопии. Здесь остался фундамент, заложенный предыдущим обитателем, которого выселили. Это не должно создать никаких проблем, а наоборот, даже послужит полезным примером и руководством. Предыдущий жилец был слабо похож на нациста.
Хеммингс посмотрел на пустоту и решил, что она хороша. Демоны поклонились и ушли.
Вначале он был недоверчив. Дьявол, как говорила ему мать, был очень хитёр. Но также она говорила, что у него есть все лучшие песни, и это оказалось неправдой, когда знамёна и громкие марши национал-социализма подтолкнули её сына к тому, чтобы вступить в Партию. Её религия была для неё важна, она много раз говорила об этом своему сыну, позволяя малышу играть с шариками её чёток. Что же, судя по этой загробной жизни, она в чём-то была права. Просто она допустила обычную ошибку, приписав человеческую мораль действиям космического значения. Ад, как и геноцид, был слишком велик, чтобы быть добром или злом. Он просто был реален, реален как боль.
А маленький Руперт Хеммингс был мастером боли.
Облизывая губы, он попробовал сотворить линию, взметнув руку в салюте и опустив её. Линия появилась, грубая и чёрная, словно ребёнок прочертил углём. Удивлённо моргнув, он слегка махнул рукой, и по белизне пронеслась волна цвета.
Из волны цвета явился солдат, одетый в лёгкую униформу, которая была незнакома Хеммингсу.
— Капрал Блэнк, сэр! — солдат отдал честь, поднеся пальцы к виску.
Хеммингс нахмурился:
— Смените униформу, капрал… — он на секунду задумался, — Эллиот. А когда отдаёте честь старшему офицеру, делайте это как следует!
Униформа Эллиота стала чёрной, а рука взметнулась в правильном нацистском приветствии.
— Хорошо, — пробормотал Хеммингс, шагая вперёд.
Взмахи его руки открывали всё большую и большую территорию, и он пошёл осматривать место, а Эллиот семенил за ним следом.
— Кто тут жил раньше? — спросил Хеммингс.
— Он был немного хиппи, сэр. Держал тут взвод солдат только для того, чтобы было с кем поспорить. Ещё у него был виноградник…
— Что же, виноградник мы, пожалуй, оставим.
— И шоссе, по которому он гонял на своём автомобиле. А вон то его дом, сэр.
Последний взмах руки Хеммингса открыл простую лачугу, на которой висели украшения, в которых нацист разглядел символы дхарма-тела Будды. Здание было окружено невысокой живой изгородью.
— Что с ним случилось? — спросил Хеммингс. — Что с ним сделали те, кто тут главный?
— Он сотрудничал с врагом, сэр. Он взят под арест до вашего распоряжения.
Хеммингс кивнул:
— Что же, им мы займёмся позже. А пока что сожгите это. Примитивная дрянь.