Времяточец: Откровение
Шрифт:
— Да, — пробормотал Доктор. — У меня тоже такое чувство бывает. Моя вина в том…
— Нет, дай мне закончить, старина. Это важно. Я изучал свои воспоминания, искал ту важную информацию, которая меня беспокоила. Правда осенила меня тогда, когда я сидел тут уставший после того, как ты вы вызвал меня, чтобы разобраться с той проблемой. До меня дошло, что на той фашистской Земле, которую я мельком увидел, были плакаты мужчины, их великого лидера. Старина, мне потребовалось так много, чтобы понять это. Это было одно из тех лиц, которые мне предложили во время суда.
Доктор
— Да. Я понимаю, через что тебе пришлось пройти.
— Понимаешь? Да, да, наверное понимаешь. Как только я это понял, меня схватили демоны, страшные создания разума, как их называет Будда. В другом месте они были бы метафорическими, иллюстрацией чувства вины или высокомерия. Но здесь они могут быть очень реальны. Они потащили меня…
— И ты им позволил это, потому что это были твои собственные демоны, твой собственный кошмар. Ты не сопротивлялся.
— Нет. Не сопротивлялся. Я должен был догадаться, попытаться контролировать их, но я испытывал такую муку. Они посадили меня в тюрьму, или я сам это сделал. Они связали меня и стёрли мой скромный участок. И я не успел сказать тебе о кукушке…
Третий Доктор поднял взгляд, словно ожидая выговора, но его будущее воплощение что-то планировал, уставившись в пространство.
— Действительно, Инферно. Ловко придумано. Интересно, насколько велик вклад Времяточца в создании той альтернативной реальности? Она определённо сделала нас уязвимыми. За свои годы медитаций ты больше не обнаруживал этот программный код?
— Обнаружил, — старший Доктор улыбнулся выбранным словам. — Довольно много. Ты встретил кого-то из остальных?
— Да. Изначального себя.
— Всё ещё ромашку ищет?
— Да. Но он настаивает, что это роза.
— Он в манипулировании понимает больше, чем любой из нас, — вздохнул энергичный повелитель времени. — В конце концов, он тут дольше всех. Быть может, тебе лучше прислушаться к нему.
— Цветы. Они нужны только на похоронах. Нет.
— Хорошо. Что будем делать?
— То, что сделало бы любое рациональное существо, — пробормотал Доктор. — Споём.
Эмили нерешительно подняла стекло шлема. На неё посмотрело мёртвое лицо Хеммингса, в его глазах застыл шок. Если бы не бледность кожи, казалось бы, что лицо в любой момент может ожить.
— Может быть, мне этим заняться? — пробормотал Трэло. — Мне доводилось иметь дело со смертью.
— Нет, — Эмили угрюмо покачала головой. — Если Доктор хочет, чтобы мы каким-то образом воспользовались этой головой, мне почему-то кажется, что это должна сделать я.
Эйс испуганно смотрела на Хеммингса, который ходил вокруг стула, к которому её пристегнули, и подключал к её пальцам и ушам зажимы-крокодилы. Она была в подвале, в кирпичном застенке с тёмными пятнами высохшей крови на стенах. Повсюду стояли инструменты пытки, начиная с исторической железной девы
— Одна из моих работ, — кивнул на картину Хеммингс. — Нравится?
— Нет, — пробормотала Эйс. Во рту у неё от страха пересохло.
— Обычно я поручаю это делать кому-то другому, — нацист улыбнулся. — Но здесь разница была бы только кажущейся.
— Зачем вы это делаете? — умоляла Эйс, и её голос готов был сорваться на плач. — Почему люди мучают других людей?
Хеммингс задумался.
— Потому что они должны, — ответил он. — Потому что им это нравится. В конце концов, потому что они могут.
Два Доктора сосредоточились, они прижались друг к другу лбами, взяли друг друга за руки. Они пели разное: седьмой Доктор импровизировал на тему своего стиха с хаотическим размером, третий Доктор пел что-то своё, добавляя контрапункт и тональную глубину.
— Что значит «арун»? — спросила Эмили.
Питер пожал плечами. Ритм снова раздавался со стороны стропил, и в этот раз она слышала слова чётче, чем до этого. Если проигнорировать ерунду, которая, похоже, лишь задавала ритм, в этот раз в словах были осмысленные инструкции. Эмили повернулась к преподобному Трэло.
— У меня такое чувство, что вам это не понравится, — пробормотала она.
Саул изучал голову.
— Мне кажется, — объявил он, — что в этом мёртвом мозге есть подсказка. Электрическая активность прекратилась не полностью. Крохотные воспоминания всё ещё целы. И, как видите, — Трэло аж дёрнулся, когда глаза на голове начали неуверенно моргать в такт тому, что ретранслировал Саул, — есть связь с тем местом, где сейчас Доктор.
Эмили вздохнула и села.
— Саул, мы можем поговорить с ней?
Трэло посмотрел на неё с ужасом:
— Нет! Этот мужчина мёртв, его душа в ином мире.
— Эрнест, — попытался утешить Саул. — Его душа ушла, но не так, как мы думали это должно происходить. Она всё ещё в пределах досягаемости человеком. Так что, в каком-то смысле, можно сказать, что он не совсем мёртв.
Трэло задумался. До этих пор это приключение даже способствовало укреплению духа. Очень редко внутренний конфликт добра и зла можно было видеть так очевидно. В тени Времяточца не было оттенков серого. Но это… Он отказывался думать об этом как о необходимости лишь потому, что это давало шанс вернуть Доктора.
— Пожалуйста, преподобный, — умоляла Эмили. — Для Эйс это тоже единственный шанс, и я не готова упустить его из-за… теологического утверждения!
Трэло посмотрел на неё так, словно она ему пощёчину отвесила.
— Хорошо, — он отвернулся и опёрся на кафедру с позолоченным орлом. — Делай как хочешь, Саул, — в его голосе было сильное беспокойство.
Саул вздохнул:
— Мы поговорим об этом позже. Эмили, это может быть неприятно…
— Ничего, нормально. Нет времени на брезгливость.