Все, что мне нужно
Шрифт:
Леди Софию Колли целовали и раньше, но тем, кто целовал, недоставало опыта и умения. Тимоти Дэрроу набросился на нее на пустыре за конюшнями в Тремонт-Парке и повалил на землю. Он ей мстил за то, что она несколько минут назад подглядывала на сеновале за ним и Кейти Мастерс. Софи хорошо разглядела голый зад конюха, который быстро двигался вверх-вниз между широко расставленными ногами их судомойки. По мнению Софи, в подобном занятии мало забавного, но против поцелуев она ничего не имела, а потому, когда Тимоти поймал ее в ловушку, она позволила ему прижаться
Тогда она решила, что и в них нет ничего особо интересного.
Никто потом долго не целовал Софи, кроме кузена Гарольда в день ее тринадцатилетия. Оба знали, что им предстоит связать себя узами брака в интересах семьи. В те времена отец еще был здоров и полон сил, а отец Гарольда подумывал женить сына на ней, чтобы не распроститься с титулом.
Слава Богу, поцелуй длился недолго. Язык Гарольда, толстый и какой-то кислый на вкус, вызвал у Софи чувство омерзения, хотя Гарольду, по-видимому, пережитое ощущение оказалось вполне по душе. Он продолжал всюду таскаться за Софи, и чтобы он отстал, она позволила ему вновь поцеловать себя. Но когда кузен попробовал просунуть свой противный язык между ее стиснутыми от отвращения зубами, она укусила eго до крови. Потом ей здорово досталось от отца Гарольда.
Лорд Эдимон позволил себе прижаться ртом к ее губам сразу, как только сделал ей предложение. Если у леди Колли еще оставались какие-то сомнения в отношении того, подходят ли они с Эдимоном друг другу, то они окончательно развеялись, когда его светлость со страшной силой вдавил свои губы в ее рот, заставив Софи поморщиться от боли. Хамфри Белл, второй из ее поклонников, издавал такие громкие чмокающие звуки, запечатлевая на губах Софи свой слюнявый отвратительный поцелуй, что они продолжали преследовать Софи еще долгое время после того, как она оттолкнула от себя незадачливого ухажера.
Слишком больно. Слишком слюняво. Слишком громко. Слишком противно. И все вместе ужасно глупо. Поэты заблуждались или сами были обмануты, решила Софи. В нелепом ритуале поцелуя нет ничего приятного, хотя ему и посвящено великое множество сонетов.
Как ни странно, теперь леди Колли пришлось пересмотреть свое мнение.
Истлин целовал ее медленно, как будто пробуя на вкус и смакуя редкое лакомство. Прикосновение его губ, нежное и страстное, вызвало у Софи удивительное чувство, как будто она зрелый плод, наливающийся соком, готовым вот-вот брызнуть.
Истлин крепко держал ее в объятиях, и Софи подумала, что расстояние, сохраняющееся между ними, хорошо рассчитано, чтобы не дать ей упасть, если вдруг она потеряет сознание. Неожиданно она поймала себя на том, что, оказывается, он очень силен, хотя ему удается искусно сдерживать свою силу. У него такие широкие плечи, что рядом с ним чувствуешь себя в полной безопасности. Кажется, он всегда готов взять тебя под свою защиту. Он гораздо выше Софи, но она не испытала ни малейшего неудобства, когда он целовал ее. Гораздо позже она поняла, что ему пришлось отступить почти к самому письменному столу и наклониться, чтобы она не ощущала неудобства.
Внезапно ее бросило в жар. Она почувствовала, как ее тело отзывается на поцелуй, как пульсирует кровь, посылая горячие волны желания. Ее веки вдруг налились тяжестью. Сейчас она не смогла бы уже поднять ресниц.
С чувством неясной тревоги и томления она склонилась на плечо к Истлину. Их объятие стало чуть более тесным.
Ей показалось, что она слабеет в его руках, тает как воск. Софи охватила дрожь. Теперь Гейбриелу приходилось поддерживать ее, потому что она сама уже не могла держаться на ногах.
Софи испытала экстаз в его объятиях, и не в момент интимной близости, а во время поцелуя. «Может быть, в этом состоял промысел Божий, что Софи оказалась взаперти у себя в комнате?» - подумал Истлин.
Он слегка выпрямился и внимательно оглядел ее. На его губах заиграла улыбка. Теперь рукава шелкового платья Софи успели пропитаться ее теплом и запахом ее тела.
Софи смотрела на маркиза во все глаза. Ее влажные губы оставались приоткрыты. Она шумно втянула в себя воздух.
– Мы больше не будем так делать, - проговорила она. В ее голосе слышалась мольба.
– Нет, - подтвердил он.
– Не будем.
Леди Колли, продолжая оставаться в странном оцепенении, медленно кивнула.
– Вам лучше сейчас уйти.
– Думаю, ты права.
– Тем не менее Ист не сделал ни одного шага по направлению к двери. Как он мог уйти, если она смотрела на него такими глазами, как будто хотела проглотить его целиком?
– Софи?
– М-м?
– промычала Софи.
Ист не отрываясь смотрел на ее губы. Ему едва удавалось преодолеть искушение поцеловать ее вновь.
– Ты мне так и не сказала, почему разрешила мне войти к тебе сегодня ночью.
– Разве вы не просили меня впустить вас? Или я ошибаюсь?
– Просил.
– Так вы хотели, чтобы я вам отказала?
– Вовсе нет. Я хотел, чтобы ты разрешила мне войти, но все же ожидал услышать «нет».
– Ну да, просто я бесконечно устала делать то, что от меня ожидают. Недавно я пришла к очень печальной мысли, милорд. Я подумала, что слаба духом. Всегда неприятно узнать о себе, что главной чертой твоего характера является трусость. Мне захотелось опровергнуть такое мнение о себе и поступить наперекор.
Теперь Истлин просто не мог уйти. Софи обратила против него его же собственное оружие.
– То есть ты хочешь сказать, что намеревалась испытать на мне свою храбрость?
Софи помедлила, прежде чем ответить.
– Да. Пожалуй.
Ее слова прозвучали с обезоруживающей искренностью.
– Я думаю, леди София, - ответил Ист, - все зависит от того, являюсь ли я последним в длинном параде тех, кто посещает вашу спальню, или же единственным.
– Звучит по меньшей мере нелепо. Вы только что согласились, что мы не будем заниматься подобным впредь. Так какая разница, единственный вы или же один из многих?