Все, что останется

Корнуэлл Патриция

* * *

Ветер ослаб, легкий туман опускался на верхушки деревьев, когда Уэсли закрыл за нами дверь. Я следовала за Марком к его машине. Мне многое стало ясно, благодаря рассказанному. Но я была обеспокоена гораздо сильнее, чем прежде.

Я не начинала беседы, пока мы не выехали за пределы подразделения.

– Происшедшее с Пэт Харви просто потрясает. Сначала она теряет дочь, сейчас рушится ее карьера и репутация.

– Бентон не имеет отношения к утечке информации в прессу, ни к любой другой

подставе, как ты выразилась.

Марк не отрывал глаз от темной и узкой дороги.

– Дело не в том, как я выразилась, Марк.

– Я лишь ссылаюсь на твои слова, - ответил он.

– Ты знаешь, что происходит, не валяй дурака.

– Бентон сделал для нее все, что мог, но она ведет войну с Управлением правосудия. Для Пэт Харви Бентон всего лишь еще один агент, брошенный по ее следу.

– На ее месте я, наверное, чувствовала бы себя так же.

– Зная тебя, я бы сказал, пожалуй.

– И что же это должно означать?
– спросила я его. Тем временем нараставшая внутри меня злость, сидевшая глубже, чем мысли о Пэт Харви, стала проступать наружу.

– Это не значит ничего.

Минуты проходили в молчании, напряжение росло. Я не узнавала дороги, по которой мы двигались, но знала, что время нашего пребывания вдвоем подходило к концу. И вот он завернул на стоянку около магазина и подъехал к моей машине.

– Извини, что довелось увидеться при таких обстоятельствах, - тихо проговорил он.

Я не отвечала, и он добавил:

– Но я не жалею, что увидел тебя, не жалею, что это произошло.

– До свидания, Марк.
– Я начала выбираться из машины.

– Не уходи, Кей.

Он положил свою руку на мою. Я застыла.

– Что ты хочешь?

– Поговорить с тобой. Пожалуйста.

– Если ты так хотел поговорить, то почему ждал до сих пор? проговорила я, вырывая руку.
– За несколько месяцев ты даже не попытался сказать мне ни слова.

– Тут мы оба виноваты. Я звонил тебе осенью, а ты ни разу не позвонила в ответ.

– Я знала, что ты мне скажешь, и не хотела это услышать, - ответила я, ощущая, как в нем тоже начало просыпаться раздражение.

– Извини, я и забыл, что ты всегда обладала поразительной способностью читать мои мысли.

Он положил обе руки на руль, глядя перед собой.

– Ты собирался объявить, что о примирении не может быть и речи, что все кончено. Какой смысл заставлять тебя выразить словами то, что я уже знала.

– Думай что хочешь.

– Это не имеет отношения к тому, о чем я хочу думать!
– Меня злила его способность выводить меня из состояния равновесия.

– Послушай, Кей...
– Он глубоко вздохнул.
– Как считаешь, есть ли шанс заключить перемирие? Забыть прошлое?

– Нет, никакого.

– Великолепно. Спасибо за понимание. По крайней

мере, я попытался.

– Попытался? Попытался что? Восемь, девять месяцев спустя после своего ухода? Марк, какого черта ты попытался? Я понятия не имею, о чем ты просишь, но прошлое забыть невозможно. Невозможно, чтобы мы вот так случайно встретились и сделали вид, будто между нами ничего не было. Я отказываюсь играть таким образом.

– Я не прошу этого, Кей. Я спрашиваю, можем ли мы забыть ссоры, ненависть, обидные слова, упреки, которые мы бросали друг другу.

Я могла едва вспомнить, какие слова мы тогда говорили, или объяснить, что было не так. Мы спорили, когда не были уверены, о чем, собственно говоря, мы спорили, пока фокус спора не перемещался на личные обиды, а не на разногласия, вызвавшие спор.

– Когда я позвонил тебе в сентябре, - продолжал он с жаром, - то не собирался заявлять, что нет надежды на восстановление отношений. На самом деле, набрав номер твоего телефона, я знал, что рискую услышать эти слова от тебя. А когда ты перестала звонить, то мне пришлось сделать соответствующие выводы.

– Ты шутишь?

– Нет! Черт возьми!

– Что ж, может быть, ты был мудр, допустив такие предположения. После того, что сделал.

– После того, что сделал я?
– спросил он изумленно.
– А как насчет того, что сделала ты?

– Единственное, что сделала я, это то, что устала идти на постоянные уступки. Ты никогда всерьез не собирался переезжать в Ричмонд. Ты сам не знал, чего хотел, и надеялся, что я буду соглашаться, уступать, переиначивать себя, что бы ты ни придумал. Как бы я тебя ни любила, я не могла отказаться от того, что есть я, и никогда не просила тебя отказаться от того, что есть ты.

– Нет, ты хотела. Если бы даже я смог перевестись в филиал в Ричмонде, то это было бы не то, чего я хотел.

– Отлично, я рада, что ты добился, чего хотел.

– Кей, мы с тобой квиты, ты тоже виновата.

– Но ушла все-таки не я.

На глазах у меня навернулись слезы, и я прошептала:

– О, черт.

Вынув носовой платок, он осторожно положил его мне на колени.

Промокнув глаза, я придвинулась ближе к двери, прислонив голову к стеклу. Плакать мне не хотелось.

– Извини, - сказал он.

– Твои извинения ничего не меняют.

– Пожалуйста, не плачь.

– Буду, если захочу, - сказала я, понимая, как это глупо.

– Извини, - снова проговорил он, на этот раз шепотом, и я подумала, что он обнимет меня. Но он лишь откинулся на спинку сиденья и устремил глаза в потолок.

– Послушай, - сказал он, - если хочешь знать правду, мне тогда хотелось, чтобы первой ушла ты. В таком случае не мне, а тебе пришлось бы делать первые шаги к примирению.