Все дороги ведут в Геную
Шрифт:
– Я оплатил этот рейс. Вместе со мной в захвате трофеев участвовали оруженосец, двое стрелков со своим оружием и трое солдат.
– От экипажа участвовало больше бойцов, - ответил Тодт, - И фрахтователь не понес материальных потерь, а судовладелец вынужденно обменял корабль побольше на корабль поменьше.
– У Корсики мы все оказались благодаря ошибкам рулевого, штурмана и капитана, - возразил рыцарь.
– Если бы не эти ошибки, никаких трофеев бы не было, - сказал Тодт, - И вообще, по какому праву вы отдали наш корабль?
–
– Если бы его отдали мы, тогда это была бы наша зона ответственности. А так с вас еще за корабль причитается.
– Фредерик!
– обратился за помощью Максимилиан.
– Да, дядя?
– подошел оруженосец.
– Почему мы отдали корабль?
– Мы его не отдали, - ответил Фредерик, - Ни я, ни Вы, дядя, ничего не подписывали и никаких клятв не давали. И вообще, корабль не наш, у нас в принципе не было прав его отдавать.
– А кто обещал не портить корабль, чтобы он остался целым?
– напомнил Тодт.
– Во-первых, я Господу обещал, а не пиратам. Во-вторых, мы его и не портили, какие у Господа могут быть претензии. В-третьих, зачем нам портить ваш корабль?
– Наш?
– Конечно. Пираты не приобретают законное право собственности на захваченный корабль. Сейчас придем в Марсель, наймете сколько надо солдат, хоть послезавтра на "Зефире" вернетесь на Корсику и заберете "Санта-Марию". Может быть, ее к тому времени даже починят. Вы мне еще спасибо сказать должны, что я так устроил, что пираты корабль не испортят.
– Что не испортят - вилами по воде писано.
– Но к нам по поводу корабля претензий нет?
– спросил Макс, - А то, если "Санта-Мария" все еще ваша, мы можем поднять вопрос о включении "Зефира" в делимую часть трофеев.
– Двадцать тысяч ваши. По рукам?
– предложил Тодт.
– По рукам, - не торгуясь, согласился Макс.
– Дядя Гец бы торговался дальше, - скривился Фредерик.
– Не будь как дядя Гец. Давай делить между нами.
– Сколько мне?
– Рыцарю половину, оруженосцу половину от оставшегося, остальное - простолюдинам.
– Согласен, - обрадовался пяти тысячам Фредерик, - Им поровну?
– Нет. Фрау Марте три тысячи, Бонакорси две.
– И она еще нам должна тысячу.
– Тогда сразу отдадим ей две.
– А мне с той тысячи сколько? Это я поднял цену с четырех сотен.
– Зато я из-за нее поссорился с де Вьенном и разгромил Борго-Форнари. А ты только добил раненого не тобой Феникса и без всякой пользы разнес таможню. Ладно, тебе пятьсот и скажи спасибо, что я сегодня добрый.
Надо сказать, что упоминаемые суммы для своего времени очень и очень большие. "Санта-Мария" стоила бы примерно тысяч двадцать, а "Зефир" не меньше десяти. Это чтобы не пересчитывать в конях, баранах и прочей мелочи.
На палубе Келарь благодаря лекарствам и молитвам пришел в себя. Рана у него в животе уже пованивала из-за попавшего в брюшную полость содержимого кишок.
– Только не надо лить мне в пузо кипящее масло - были его первые слова.
– Не будем, - сказал Иеремия, - Я дал тебе болеутоляющего. Ты скоро встретишься с Господом, как раз успеешь исповедаться.
– Книжник! Тодт! Вы тут?
– прошептал раненый.
– Тут, - Книжник как специально ждал, когда пациент очнется.
Тодт тоже подошел.
– Говорить больно.
– Говори быстрее, - сказал Иеремия, - Лекарство пока еще действует, но скоро дойдет до кишок и выльется тебе в живот.
Я хочу, чтобы вы знали, - сказал Келарь, - Меня зовут Жак. Жак Бертье. Я был интендантом короля Франции.
– Это не грех, - ответил Книжник, - Мы все берем новые имена, принимая постриг.
– Я не принимал постриг. Я заплатил, чтобы спрятаться в монастыре.
– От чего?
– От погони. Я слишком часто запускал руку в кошелек Его Величества. Да в этом кошельке обычно было больше запущенных рук, чем золота. Монастырь в маленьком городке, неподвластном французской короне, отличное место. Я даже решил там поработать, стал келарем. У меня всегда были способности к финансам.
– Ты был хорошим келарем. Мне, госпиталию, всегда хватало средств на прием паломников.
– Конечно. У нас был такой жирный, богатый монастырь. Одно удовольствие управлять имуществом. Если бы епископ не решил все распродать! Как таких земля носит! Он ведь даже внешне не хотел походить на духовное лицо. Имел жену, любовницу, даже в турнирах участвовал!
– Епископ понес справедливое наказание, - строго напомнил Тодт, - Божий суд.
– Какая чудесная у нас была компания в монастыре, какие вина, какие игры... Вдруг в один день все закончилось, и я сбежал, чтобы Аурелла Фальконе не свалила на меня всю ответственность.
– Я помню, - сказал Книжник, - Я и сам тогда ушел, чтобы меня не заставили под пыткой раскрыть тайны исповедей.
– Потом мы встретили старика Джанфранко в Венеции, тут-то все и завертелось. Главное, что я должен сказать, братья, самое важное, ради чего я молил Господа отложить мою смерть, пока не скажу вам, это что мы всегда работали в убыток.
– Как? Мы бы разорились!
– Я добавлял из своих сбережений. Я понимаю, что согрешил, потому что не отказался от своего имущества, принимая постриг.
– Отпускаю тебе этот грех, - сказал Книжник.
– Подожди ты про грехи, слушай дальше. Я давал взятки, откупался, платил за покровительство. Как вы думаете, почему нас никогда не беспокоили в Чивитавеккье?
Тодт вздохнул. Келарь немного помолчал, поморщился, но продолжил шептать. Видно было, что говорить ему действительно больно.
– Ладно бы только это. В конце концов, можно со всеми наладить отношения. Но у нас же сразу воровали все, что не приколочено. А что приколочено, воровали чуть позже. Я сам до сих пор не понимаю всех схем, по которым нас грабили. Наверное, я так и не стал моряком.