Все кошки смертны, или Неодолимое желание
Шрифт:
Но я, наоборот, продемонстрировал, что усаживаюсь на диване поудобней (что далось, сознаюсь, не без ущерба для филейной части моего организма), как бы готовясь к длительной беседе, и подтвердил:
– Многие - того же. Видите ли, убийство Шахова носит отчетливый сексуальный характер, во всяком случае, по внешним признакам. Наши бравые правоохранительные органы пока записали его в один ряд с серией аналогичных - слыхали про Белую Даму? Но Людмила Игоревна… Люсик настаивает на том, что имеет место инсценировка - и долго это шило в мешке не
– Ну-ну, узнаю бульдожью породу… Тоже небось из бывших… правоохранителей?
– едко пробормотал Виктор Петрович, но подлокотники отпустил.
– Хорошо, послушаем ваши вопросы. Чья еще психика вас смущает?
– Спросите лучше, чья в этой семейке не смущает, - хмыкнул я, воодушевленный первой маленькой победой.
– Зиновий - откровенный психопат, не скрывает, между прочим, своей ненависти к отцу. У его кузины Нинель явное отклонение в виде нимфомании в сочетании с пристрастием к маскарадному сексу и чертами мазохизма…
В этом месте мне показалось, что на погруженном в тень лице Ядова промелькнула странная гримаса — то ли удивления, то ли иронии. Но я решил пока не обращать внимания и продолжал:
– Что при наличии в анамнезе сексуально озабоченного отчима в общем-то неудивительно. У ее сестрички Алисы - другая крайность: я не специалист, но не удивлюсь, если узнаю, что бедняжка страдает болезненным пристрастием к сексуальному садизму. Первая жена Шахова делась неизвестно куда, причем родственники от разговоров на эту тему бегут как черт от ладана. Вторая утонула. А может, утопилась — при таком-то муженьке! Как это называется по-научному, чем страдал покойничек? Партенофилия или что-то вроде этого, а?
Я перевел дух, а доктор заинтересованно наклонился ко мне через стол, и на его лице проступило даже что-то вроде одобрения.
– Браво, молодой человек, - заметил он.
– Особенно если вы действительно занимаетесь этим делом второй день. Но позвольте указать вам на некоторое противоречие в ваших же словах. Если убийство Шахова - инсценировка, то искать убийцу следует среди людей не больных, а как раз очень даже здоровых…
– Вам, психиатрам, видней, - пожал я плечами. — Но по мне, так даже ради инсценировки нормальному человеку довольно трудно кромсать ножом чужую мошонку и разбрасывать ее потом по всей квартире.
Мне показалось, что Ядов слегка побледнел.
– Я… я не знал про такие подробности.
– Да, - кивнул я, - в газетах не было. Но у меня сведения из других источников. Так как, поможете мне?
Доктор не ответил, сцепил на столе тонкие белые пальцы и откинулся назад в кресле. Подозреваю, для того, чтобы снова спрятаться в тень шторы. А когда заговорил, мне пришлось в свою очередь податься ближе к нему и изо всех сил напрячь слух - казалось, он разговаривает сам с собой, совершенно не заботясь о собеседнике.
– Кто бы Шахова ни зарезал - собаке собачья смерть, - еле-еле расслышал я.
Но уже на следующей фразе он возвысил голос:
– Поверьте, вы - не на правильном пути. Серафима… действительно покончила с собой, а до этого у нее уже было три неудачных попытки суицида. Тут вы угадали. Но дети… несчастные дети… не виноваты. Зина в детстве рыдал: не мог смотреть, как одноклассники прокалывают бабочек булавками для коллекции, в обморок падал при виде разбитой коленки, а вы говорите - ножом кромсать. Что касается бедной девочки…
Но о том, что касается Нинель, мне послушать было не суждено.
Дверь в кабинет главврача распахнулась, на пороге вырос здоровенный слегка запыхавшийся санитар в несвежем белом халате. А вслед за ним в открытое окно ворвался странный высокий звук, который я поначалу принял за вой какого-то подопытного животного, - мелькнула почему-то дурацкая мысль про виварий. Но по тому, как резво вскочил на ноги Ядов, догадался: нет, отнюдь не животного - и холодок пробежал у меня по позвоночнику.
– Ну, что там?
– озабоченно поинтересовался Виктор Петрович.
– Опять?
– Опять, - отрапортовал санитар.
– Вкололи, да, видать, маловато.
– А где Родимцева?
– насупил брови главный врач.
– Галла Перидолна… - Санитар осекся под недовольным взглядом психиатра.
– Виноват, Алла Спиридонна… на территории где-то, а мобильный в кабинете забыла. Ее уж побежали искать.
– Черт, - досадливо бросил Ядов и оглянулся на меня.
– Тут тяжелый случай, мне надо быть рядом. Или ждите - сколько, не знаю, час, полтора. Или… завтра я собираюсь быть в городе. Позвоните мне домой около пяти.
И даже не попрощавшись, опрометью выскочил из кабинета вслед за санитаром.
Но мне предпочтительней было подождать: не для того я тащился в этакую даль, чтобы откладывать беседу еще на сутки. Промаявшись с четверть часа на инквизиторском диване (быть может, нарочно так устроенном - чтоб посетители не засиживались), я покинул его, чтобы размять ноги. А заодно поглядеть, не найдется ли на столе главврача чего-нибудь, позволяющего скоротать время - свежей газеты, например. Но ничего, кроме скоросшивателей с какими-то хозяйственными бумагами и бухгалтерскими отчетами, не обнаружил.
Справа в углу тускло поблескивали в полутьме стекла невысокого книжного шкафа. Окинув было взглядом ряды притаившихся за ними специальных книг по психиатрии, я со вздохом отвернулся и от них. И вдруг почти бессознательно почувствовал легкий укол какой-то… неясности? неопределенности?
Снова повернувшись к шкафчику, я пристальней вгляделся в его стекла, где мутным облачком вслед за мной тяжело ворочалось мое невнятное отражение. Ничего конкретного не разглядел, но неопределенное беспокойство осталось. Тогда я обогнул профессорский стол и подошел ближе.