Все кошки смертны, или Неодолимое желание
Шрифт:
Тыквенная шелуха на этот раз даже не помедлила, когда я проходил мимо скамеек.
Через полминуты я уже снова был на перепутье. Быстрым шагом прошелся по грунтовой тропинке, бегущей средь густо разросшегося орешника, и за очередным некрутым ее изгибом совсем уж неожиданно ткнулся носом в стенку. Причем почти буквально: крашенный зеленой краской бетонный забор высотой метра три, если не больше, оборвал дорожку так резко, будто свалился с неба вот только что. Словно подтверждая эту догадку, и бетон, и краска тоже выглядели совсем свежими, никак не гармонируя с обветшалым видом оставшейся позади психбольницы. Из всего увиденного я сделал два вывода:
Не теряя времени, я опять вернулся к развилке у административного корпуса и присмотрелся: то ли показалось, то ли следы на песке, уже, правда, не столь отчетливые, уводили в другую сторону. Я двинулся по ним, буквально за поворотом оказавшись на небольшой заброшенной стройплощадке.
По всему было видать, что фундамент и стены первого этажа нового корпуса начали возводить еще в те, ныне былинные, времена, когда здравоохранение хоть и по остаточному принципу, но все-таки финансировалось. А прекратили работу в одночасье, словно в панике убегали от вражеского нашествия. Спешно отступая, хозяева побросали сломанные лопаты, обезручившие носилки и даже подбитую в неравном бою бетономешалку, похожую на задранную к небу мортиру. На всякий случай я заглянул ей в широко раззявленную пасть, но ничего, кроме застывшего там доисторического раствора, не обнаружил. Все, включая кирпичную кладку, в своем неизбывном стремлении к единению с природой обильно заросло сорной травой и плющом, потонуло в зарослях бузины, обретя вид мирный и почти буколический.
Это меня и расслабило.
С ходу запрыгнув в оконный проем, я даже не потрудился задержаться там, чтобы осмотреться. А сразу, как в воду, сиганул внутрь, на растрескавшийся бетонный пол. И петля захлестнула мне горло уже в этом самом прыжке, моим собственным немалым весом усилив удавку. Еще ничего не поняв, на голом инстинкте, я попытался оторвать ее от шеи скрюченными пальцами, одновременно стремясь обратно, в проем, на волю, к свету, к природе, к бузине. Но что-то нестерпимо тяжелое повисло на спине, утягивая назад, клоня к серому холодному полу.
Уши заложило пронзительно звенящей тишиной, а на глаза наехала бетонная тьма.
6
Странгуляция.
В переводе с латыни - «удушение».
Неисповедимы извивы нашего подсознания. Почему-то именно этот холодный и скрипучий, как резиновые пальцы прозектора, термин был последним осознанным понятием, с которым меня покидала жизнь. И первым, с которого она начала свое возвращение. Еще не было ни света, ни страха, ни сколько-нибудь связной мысли - только это слово, в судебно-медицинской практике чаще употребляемое в сочетании «странгуляционная борозда»: характерный след от петли на шее удавленника.
Сколько перевидал я их на своем веку - не счесть. Обмочившихся и обгадившихся, с кроваво выкаченными глазами, в синюшно-лиловых потеках цианоза, с ремнями, веревками, проволокой, скрученными простынями, цепями, электрическими проводами и еще черт знает чем на сдавленном горле. И ужас охватил меня, мелким липким бесом разбежавшись вдоль позвоночника: вот сейчас подниму веки и в мертвенном свете замазанной синей краской лампочки увижу свое голое, скрюченное на оцинкованной доске тело.
Открыл - и испугался еще больше.
Да так, что, показалось, даже заплакал от нестерпимого отчаяния. Только в следующее мгновение с невероятным облегчением догадавшись, что три раздутые и перекошенные, словно в комнате смеха, карнавальные рожи - отнюдь не подручные черта в каком-нибудь адском приемном покое. А всего лишь склоненные надо мной маловыразительные лица давешних инвалидов умственного труда, любителей семечек, дробятся и качаются в призме моих мокрых глаз. Сразу же вслед за этим я определил, что и глаза мои мокры вовсе не от слез, а просто сверху моросит мелкий противный дождик, холодными тонкими струйками стекая за шиворот.
Резко выпрямившись, я сел на земле и огляделся.
Психи отпрянули в разные стороны, словно вспугнутые галки, что-то неслышно за дождем пришепетывая: я видел лишь, как беззвучно открываются их рты, но звуков до меня никаких не доносилось. Судорожно дернув головой, я трудно сглотнул - и словно пробки выхлопнулись из ушей.
Стало отчетливо слышно, как скрипит сырой песок под ногами улепетывающей прочь стайки любопытных умалишенных. А когда они скрылись за поворотом, в окрестностях остался один-единственный звук, не сразу, но все же в конце концов идентифицированный мною как собственное хриплое дыхание. Наконец запоздало схватившись руками за горло, я ощутил под ладонями мокрую кожу удавки и вновь едва не потерял сознание. Захлестнул секундный, в один сердечный такт, приступ тоски: меня все-таки задушили!
Но потом успокоился, дрожащими пальцами сумел сперва ослабить, а там и вовсе содрать с шеи петлю, сразу вслед за этим обнаружив причину своего чудесного спасения.
Это был обычный собачий поводок, достаточно толстый и прочный, чтобы удержать какого-нибудь стремящегося к течной сучке добермана. Его хватило бы с лихвой и для моего стремления к жизни, но к счастью, в районе узла запутался металлический карабин - и помешал намеченной кем-то странгуляции.
Встав на неверные ноги, я в порыве гадливости, словно дохлую гадюку, отшвырнул несостоявшееся орудие моего убиения в кусты и осмотрелся.
Дождь неумолимо разглаживал следы на песке — словно раны зализывал, мысль о необходимости заниматься криминалистикой вызывала физическое отторжение организма: кружилась голова, саднило в глотке. Странное ощущение присутствовало в животе - будто мой желудок туго, как простыню, выкрутили и выжали досуха.
И все-таки любопытство в конце концов пересилило даже отвращение.
Слегка пошатываясь, я доплелся до чуть не ставших мне надгробием кирпичных руин. Переборов новый приступ тошноты и головокружения, заглянул в роковой оконный проем, но в слабом свете дождливого дня ни черта там не разглядел. Лезть же внутрь снова меня не заставила бы уже никакая сила.
Тогда, прислонившись на всякий случай к стене, я постарался внимательней изучить внешнюю сторону дела, то бишь буйно разросшуюся у ног постройки зеленку. И довольно быстро определил, что местной буколике нанесен вполне ощутимый ущерб. Сквозь бурьян шла глубоко протоптанная просека, словно по ней совсем недавно бешено промчался кто-то очень большой и тяжелый.
Например, кузнец Вакула на черте.
Или частный сыщик Северин с убийцей на закорках.
Зацепившийся в удавке карабин позволил мне, хоть, правда, и в беспамятстве, но все же выскочить наружу. А там - то ли любознательные шизики вовремя оказались поблизости, то ли убийца побоялся добивать меня на открытом пространстве. Пошарив глазами вокруг, я обнаружил висящий на ветке бузины поводок, снял его оттуда и сунул в карман куртки.