Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
Поняв сообщение Татьяны Алексеевны, Аня принялась набирать ответ. Долго писала, шмыгая носом и потирая его рукой, покрасневшего в кончике. Немного напишет — перечитает; сконцентрировано, с виду совершенно спокойно, без тревог и внутренних волнений.
«Видеть тебя больше не желаю!!! Никуда я не поеду с тобой!!! Ты мне никто!!! Была никем и никем останешься!!! Прочитай это и удали мой номер телефона, и забудь вообще о мне, как я забуду о тебе. Ты меня сюда упрятала!!! Из-за тебя я не смогла попрощаться с мамой!!! Ты точно знала, что она умирает и ничего не сказала. Что б ты сдохла, сука!!!» — отправила сообщение, дождалась когда Татьяна Алексеевна его увидит, а после заблокировала ее номер и выключила свой телефон.
До самого отбоя Аня лежала неподвижно
Надымив на все помещение с жадностью выкуренными тремя подряд сигаретами и при этом находясь практически в полной темноте, ни разу не заметив ее, и потому, как в прошлый раз, не испугавшись тишины, Аня, выйдя в пустующий коридор, на одном из диванов которого спала дежурная медсестра, немного удивилась все еще царящему в отделении спокойствию. Сколько раз было, что кто-то только подкурит среди ночи в уборной сигарету, так тут же является некто из персонала. Сколько помнит Аня за два с лишним месяца — она ни разу не ходила в туалет, чтобы заходя внутрь или выходя оттуда не заметить на себе интересующийся взгляд медсестры — ее приподнятую голову, или уже приставшую на диване.
Сейчас же полное спокойствие, и несмотря на то, что Аня задымила пол коридора. Казалось, медсестра спала как убитая. Не медля, но и не быстро, осторожно ступая ногами, как когда-то на этажке, Аня прошла мимо спящей медсестры в столовую, стараясь как можно тише закрыть дверь. Как и Элина, она села напротив красного угла, в темноте которого почти не было видно, только очертания словно расставленных больших и маленьких черных зеркал.
Элина говорила, что так сидит и просто думает. Аня тоже принялась просто сидеть, но ни о чем думать не получалось — мелькали какие-то неясные мысли, как мухи, за которые и уцепиться нельзя, не поймать руками. Отдавшись этому потоку мыслей, каждая из которых уже через минуту терялась вдали неведомого мрака, Аня просидела долго — одна, в тишине, в своей тоске напротив икон, которых не видно.
***
Дверь как отлетела в сторону. Ворвавшийся в помещение шум множества смешанных звуков, который только нарастал, быстро разбудил Аню. Гам стал умножаться неустающими голосами, будто сами с собой разговаривающими. В первые секунды, открыв глаза, Аня ничего не видела перед собой — солнце сильно слепило, а помещение казалось белым, как нетронутое полотно. Одетые — как врачи — в халаты, в столовую отделения ворвались студенты, не редко до завтрака пациентов собирающиеся здесь в ожидании своего преподавателя. Никто не заметил Аню, до этого времени спавшую прислонившись к стене в углу около икон и положив руки с головой на поджатые к телу коленки.
Когда глаза стали привыкать к слепящему свету, большая часть студентов уже успело рассесться на стульях за столиками. Наконец поняв, что среди ночи заснула и так проспала до самого утра, а теперь застигнута врасплох в самом неприглядном сонном виде со спутанными, местами вздыбленными в стороны волосам и красными, сами собой щурившимися глазами, Аня опираясь на руку попробовала подняться, но в отекшей от неудобной позы пояснице как молнией промчалась острая боль и она поморщилась.
Подбежал парень — первый, кто пока заметил девочку в углу.
— С тобой все в порядке? — участливо поинтересовался он, присев около Ани. — Ты спала здесь?
Аня, ничего не отвечая,
Как заведенный неживой механизм — совсем ни о чем не думая, Аня сделала себе черный-черный кофе с большим количеством сахара, правда, не съев ни единой конфеты. После пошла умываться и намыливала лицо долго и тщательно, а зубы чистила с особым вниманием, постоянно раздвигая губы и присматриваясь, все ли в порядке. И причесалась она с особым тщанием, укладывая каждую волосинку и только сейчас заметила, что корни ее волос уже имеют натуральный Анькин цвет — огненно-рыжий. Немного расстроившись этому факту, но не придав ему особенного значения, она пошла покурить, и долго сидела и долго курила, также, совсем не думая ни о чем. Потом вернулась в палату и сидя на кровати стала наводить на глаза черные тени и подкрашивать ресницы — к этой ранее непривычной процедуре она уже привыкла, а сам процесс ей начинал даже нравиться. Посмотрев на ногти и убедившись, что они очень даже приличные, а затем снова присмотревшись к лицу и волосам через маленькое зеркальце, и опять убедившись, что очень она не дурна собой, красива и сама себе нравится, вынула из под кровати рюкзак, и сложила в него все необходимое. Переодевшись в джинсы и свеже выстиранную футболку, сложила сменную одежду в свой рюкзак, а потом достав конфеты с печеньем и кофе с сахаром из тумбочки, пошла к новенькой, которая все это время косо, настороженно наблюдала за Аней со своей кровати.
— Конфеты любишь? — добродушно спросила Аня.
— Люблю, — осторожно ответила новенькая.
— А печенье?
— Тоже.
— Тогда держи, — сложила она все на кровать, — а сахар и кофе можешь поменять на сигареты или туалетную бумагу, или что-то еще… не знаю. Сигареты я тебе не дам, — сказала она, будто о том ее попросила новенькая, — они мне самой нужны.
— А ты что? — настораживаясь спросила новенькая.
— Меня выписывают, — сказала Аня и пошла к своей кровати, но на пол пути развернулась как опомнившись и вернулась к новенькой. — У тебя тысяча найдется?
— Мне самой нужно, — неуверенно сказала она. — Я не могу вот так…
— Не поверишь, — засмеялась Аня, — но мне еще больше нужно. Мне ехать не на что, а на вокзале ночевать не очень то хочется.
Скрепя сердцем, но новенькая разомкнула пальцы с тысячной купюрой, а за свои усилия получила добродушное и очень редкое Анькино «спасибо» с не менее редкой ее радужной улыбкой в придачу.
***
Взяв в руку рюкзак, Аня вышла и остановилась посреди коридора, немного понурив голову, будто припоминая — ничего ли она не забыла в палате. Размышляя, повернула голову в сторону столовой. Судя по звукам, медсестра уже накрывала столы к завтраку, а значит старшая сейчас в процедурной — подготавливает для каждой пациентки прописанные врачом лекарства. Уверовавшая в фатальность своей судьбы, Вера сидит на диване с отреченным выражением лица, ожидая своей особой ежеутренней процедуры, которая на два-три часа замкнет все возможные механизмы и движения ее сознания, оставив возможность лишь созерцать мир без желаний, чувств и мыслей.
Подростково-пренебрежительно, с чувством собственной исключительности, Аня как можно громче, с презрением всего и вся шмыгнула носом на весь коридор и пошла в подъезд, выводящий во дворик. Среди с пару десятков пар там уже стояли ее высокие зимние ботинки, бережно поставленные к стенке, в свое время потеснив чью-то обувь, потому как то место казалось Ане самым почетным для ее вещей. Присев на ступеньки, Аня не спеша, от самого процесса получая небольшое удовольствие, зашнуровала ботинки, заправив штанины джинсов в каждый. Надев свою тонкую зеленую куртку со множеством карманов, она набросила на плечи рюкзак и спускаясь пошла во дворик.