Всё нормально
Шрифт:
Всё это было так ново и так прекрасно, что два дня пролетели незаметно.
Когда я проснулся на второе утро, мы уже ехали по солнечному Крыму.
До революции Крым считался российской Ривьерой. Это был излюбленный курорт артистической богемы, аристократии и состоятельных заводчиков. В советское время летний отдых в Крыму стал доступен широким слоям населения: хоть раз в жизни здесь отдыхал каждый человек.
Особое место в крымской иерархии занимал Коктебель – своего рода советские Канны. Отдыхающие здесь были если не богаты, то уж по крайней мере знамениты и одеты по последней моде, насколько это позволяли советские
Но больше всего меня, северянина, поражали южные закаты. Ещё не поздним вечером солнце внезапно падало в море, оставляя после себя пронзительно-чёрное, усыпанное звёздами небо.
Всё вокруг состояло из моря, солнца и гор, и жизнь была нестерпимо прекрасна. Если бы не бедный в целом антураж и не названия вроде «улицы Десантников», на которой мы жили, можно было почти забыть, что мы в СССР.
В Коктебеле мы сняли комнату в частном секторе рядом с пляжем Союза писателей. В следующие три месяца я провёл на этом пляже немало счастливых часов, сооружая затейливые замки из гальки и песка. У меня появилось несколько новых «лучших друзей». Например, мы познакомились с очень милой девочкой Машей. Я и не подозревал, что это дочь знаменитого писателя Василия Шукшина и известной актрисы Лидии Федосеевой, и был слишком юн, чтобы оценить престижность соседства с советскими знаменитостями, завсегдатаями пляжа. Google говорит мне, что Маша теперь сама сделала карьеру в мире кино и телевидения. Вряд ли она меня помнит. Хотя как можно забыть? Я был определённо неотразим и замки строил лучше всех.
Моё крымское лето было полно новых впечатлений и открытий. Например, именно там я впервые увидел змею. Здоровенная серая гадюка быстро проскользнула мимо меня по зелёной лужайке, где я собирал цветы к маминому приезду. Я так испугался, что выронил букет и изо всех сил рванул на улицу Десантников к бабушке, где благополучно споткнулся и рассадил об асфальт обе коленки.
Спустя сорок лет шрамы на коленках по-прежнему напоминают мне об этом эпизоде.
А ещё как-то раз я на той же улице играл с приятелем с пляжа. Он нашёл в кустах кусок железной трубы и вполне логично решил, что, если он через неё пописает, это будет ужас как смешно. Он оказался прав: это и правда было ужасно смешно – настолько, что от смеха я описался вместе с ним.
Тем же летом я впервые посмотрел кино на большом экране. Местный кинотеатр показывал «Золотое путешествие Синдбада», английский фильм-сказку по мотивам «Тысячи и одной ночи». Сейчас я, конечно, понимаю, какой это был роскошный подарок судьбы: ведь очень немногие западные фильмы доходили тогда до советских экранов. Но, к сожалению, мой первый опыт кинозрителя оказался не слишком удачным. Все эти гиганты, кентавры и циклопы меня так перепугали, что уже через двадцать минут после начала я стал умолять бабушку отвести меня домой.
А когда к нам в гости приехал отец, я впервые в жизни увидел дельфинов. Папа дружил с начальником дельфинария, большим поклонником поэзии Серебряного века, которой профессионально занимался отец, и нас провели на режимный объект. Я был одним из очень немногих советских детей, которым довелось целый час наблюдать, как плавают дельфины в специально выгороженных в море акваториях. Годы спустя я узнал, что этот начальник покончил с собой. Как объяснил отец, заповедник был переориентирован с научных программ на военные и учёный не смог вынести того, что спецслужбы будут превращать его подопечных в камикадзе, обучая взрывать корабли с миной на спине.
В конце августа мы с бабушкой простились с синим морем, пышной зеленью и яркими южными цветами и, сев в поезд, отправились обратно в промозглый дождливый Ленинград.
Ведь наверняка же, думал я, должен быть какой-то способ переехать жить в такое сказочное место, как Крым, где всегда солнечно и зелено, где кафе и кино под открытым небом, где море, песчаные пляжи и куча друзей.
В такси, на пути от вокзала до дома, я снова слушал тиканье механического счётчика и смотрел в окно, пытаясь определить, изменился ли город в моё отсутствие.
На одном из углов появился новый ларёк с арбузами, на другом – новый табачный киоск. Но было и ещё кое-что новое: тут и там витрины магазинов пестрели афишами разнообразных товаров для школы.
Через неделю, 30 августа 1977 года, бабушка повела меня записываться в первый класс.
Глава 3
Добро пожаловать в школу № 185
– Какой главный принцип советского образования?
– Сначала мы учим детей говорить. Затем мы учим их держать язык за зубами.
МОЙ ГОРОД, КОТОРЫЙ в разные периоды своей истории назывался Санкт-Петербургом, Петроградом, Ленинградом и, наконец, снова Санкт-Петербургом, был основан в 1703 году волей царя Петра I, который решил, что в России следует строить империю по европейской, а не азиатской модели. В долгосрочной перспективе его усилия увенчались успехом лишь отчасти. По сей день Россия не может определиться с собственной культурной принадлежностью: время от времени она предпринимает дерзкие попытки создать «на местных болотах» мир европейских ценностей, но неизменно скатывается в азиатчину с «возлюбленной» тиранией и мечтой о сильной руке.
Воздвигнутый на этих самых болотах Петербург-Ленинград по своему духу всегда был подчёркнуто европейским городом. (Расстояние от Берлина до Петербурга намного меньше, чем от Берлина до Мадрида, и в прямом и в переносном смысле.)
Моя будущая школа, изящно именовавшаяся «Ленинградская средняя общеобразовательная школа № 185 с углублённым изучением английского языка», располагалась в двух шагах от Большого Дома. Длинная приземистая четырёхэтажная коробка грязно-жёлтого цвета, зажатая между двумя ещё более длинными и приземистыми зданиями XIX века, не отличалась архитектурными изысками. Арка с коваными железными воротами вела в небольшой засыпанный гравием двор без зелени и деревьев. В углу стоял ряд мусорных баков, в которых непрерывно предавались любовным утехам уличные коты и кошки. Словом, это была нормальная советская школа.
Советские дети шли в школу в семь лет. Однако, хотя бабушка с мамой сходились во мнении, что я звёзд с неба не хватаю, меня отправили в школу на год раньше – в шесть.
Перед началом учебного года, в последний день лета, все будущие первоклассники проходили медицинский осмотр и короткое собеседование, по итогам которого их распределяли по классам. Мы с бабушкой пришли в тот день в школу раньше других, и мне выпало счастье быть первым в очереди – в первый и, возможно, в последний раз в жизни.