Все рассказы про Ирокезовых
Шрифт:
— Тебе там виднее, третьего нашего не наблюдаешь?
Ирокезов заинтересованно оглянулся
— Пусть ответит скорее — Засипел предводитель японского дворянства. Ирокезов старший просьбу уважил. Подняв над камнями подаренный Одиссеем перископ, он третьего не разглядел. Чтоб не расстраивать задыхающегося самурая он даже рукой пощупал вокруг. Но и тут его ждала неудача.
— А был ли третий?
— Был, был — подтвердил Почемутак
— Эй, сынок! — крикнул он вверх — Третьего не видишь?
— нет.
А рукой щупал?
— Одной щупал. Все равно нет.
— А ты другой пощупай..
— Так
Скупая мужская слеза упала на Ирокезова старшего.
— Жалко, что ли?
— Жалко, папенька. Я на ней еще столько ногтей не сгрыз!
Ирокезов младший, висевший в стропах, как паук в паутине пошевелил шеей
— Плюнь на неё. Она у меня, приладим как-нибудь.
Воспрянув духом Ирокезов-младший изловчился и сплюнул. Плевок мелькнул аэролитом и пропал скрытый блеском золотой жилы, что пронизывала скалу. Из-под скалы послышался крик.
Ирокезов младший спиной оттолкнулся от камня и начал раскачиваться как не изобретенный еще маятник. Он летучей мышью летал взад-вперед, и даже самурай Го перестал хрипеть просто так и начал задыхаться заинтересованно. Ирокезов-младший летал туда-сюда, стараясь разглядеть в щель между камнями, кто ж это там так мелодично орет.
— Это ваш третий — наконец сообразил Ирокезов младший. — Он там внизу за камнем колобки жрет.
— Убейте его, Ирокезовы, богом прошу!!! — завыл в тоске старый самурай. — Он там все испортит!
Сверху упал Ирокезов младший, весь обвешанный боеприпасами…
Так была разрушена Фудзияма.
Десятая история. Гибель Помпей
Вы наверное думаете, что Ирокезовы погибли при разрушении Фудзиямы? Ведь взрыв был силён, и много месяцев крестьяне убирали многотонные осколки камней и гранат, но Ирокезовы не погибли. Чудом уцелев под ливнем осколков, они покинули разрушенную гору Фудзи, которую после этого стали называть в народе Фудзи-Яма…
Ирокезов-старший долго ворочался на своём ложе без сна.
Вернувшись из дальнего похода, он первым делом принес жертву Зевсу-Олимпийцу, справедливо полагая, что если б не Зевс, то могло бы быть еще хуже.
Неудачи преследовали его уже вторую неделю. Легкие на подъём и быстрые на ходу они уверенно шли за ним, успевая проникать в самые неожиданные места — от солдатского нужника, до ставки Главнокомандующего, а теперь еще и это…
Холода в городе наступили внезапно. Лютый холод сковал реку и заставил жителей забиться в дома. Но хуже всего, конечно, было то, что замёрзла акватория порта, подвоз хлеба из Африки прекратился, и призрак голода встал над городом. Даже специальные ледокольные триремы, вызванные из Сиракуз, не смогли пробиться к полису. Они маячили где-то на горизонте, там где блеск льда смешивался с блеском холодного неба. Флаг-адмирал отряда, по льду, на собачьих упряжках, добрался до города и теперь по утрам, вместе с Императором возжигая благовония в храме Зевса, смотрел, как сиракузцы ломами и тяпками пытаются освободить из ледовых объятий вмерзшие триремы. Давалось это не легко. Обмороженных уже считали сотнями. Неслыханное дело! Даже бронзовые цепи на невольниках пришлось заменить на веревки!
Жизнь в Помпеях замирала, и не было, казалось, силы, способной вернуть ее к жизни.
Утром Ирокезову старшему вручили депешу. Круглая печать на витом шнуре с изображением совы, играющей в бильярд, свидетельствовала о принадлежности ее к императорской канцелярии. Император желал видеть Ирокезова старшего. Запахнувшись в хитон цвета хаки, народный герой явился на зов.
Уже подходя к Большому залу он почувствовал лёгкое беспокойство. Неприятности были рядом.
Император сидел, как и всегда около окна, разглядывая город. Вокруг него, не спеша, сознавая свою безнаказанность, бродили мелкие неприятности. Иногда кто-то из них останавливался и гадил прямо на мозаичный пол, а иногда, промахиваясь, на ковёр персидской работы.
— Твои? — не скрывая досады, спросил император.
— Мои, — ответил Ирокезов и пнул одну из неприятностей ногой. Она заскулила и отбежала к дальней стене, чтоб и там нагадить в отместку за оскорбление. Оба они, и император и Ирокезов старший несколько секунд наблюдали за тем, как она, меняя цвет, сливается с настенной мозаикой. Когда смотреть стал не на что, Император сказал:
— Я тебя, сам знаешь, как люблю. Но такого терпеть не намерен.
Верхняя губа императора брезгливо вздернулась наверх. Шкодливой неприятности уже видно не было, но запах! Запах-то!
— Мало мне разве своих неприятностей? Ты уж давай сам с ними как-нибудь разделайся. Видеть их больше не хочу!
Ирокезов отлично понимал раздражение императора. Хлеба, как он знал, в городе осталось на декаду, мяса на три дня, а вина — на день. (Ну, расходуется вино по такой погоде, расходуется. А чего вы хотите?) Надо было предпринять что-то действительно серьезное. Раздражение нахлынуло как волна, делая все кругом расплывчатым, таким, как если бы он действительно смотрел сквозь лед или воду. Все стало не четким… Все кроме неприятностей.
Он резко присел, прыгнул вперед. Телохранители из-за штор бросились спасать Императора, но беспокоились они напрасно. Ирокезов, ухватив за хвосты двух самых наглых из мерзких тварей, выбросил их в окно. Император присел. С гнусным мявом над его головой пролетели две туши. Он проводил их нехорошим взглядом, а потом так же нехорошо посмотрел на Ирокезова старшего.
— Хорошо государь. Я подумаю. — Молвил Ирокезов усталым героическим голосом и ушел думать.
Дома его ждал сын. Ни монархию, ни монархов Ирокезов-младший не любил и поэтому встретил отца вопросом.
— Чего эта сволочь от тебя хочет?
Ирокезов-старший только махнул рукой. Сын, поняв папашино состояние, посоветовал.
— Тут нынче гонец от китайского императора забегал. Сервиз принес. Так я от скуки разбил половину… Пошел бы, отвел душу…
— Фарфор? — спросил Ирокезов-старший, поднимаясь.
— Угу. — Только быстрее, обед стынет.
Он ушел, а сын крикнул ему в спину.
— Ты в зеркало кидай! Если посуду об зеркало бить, то звону больше…
Через семь минут, Ирокезов-старший с посветлевшим лицом, вернулся в столовую. А через два часа они подошли к городской котельной, расположенной под Везувием.