Все рассказы про Ирокезовых
Шрифт:
— Фу, папа, — оказал Ирокезов-младший — вечно ты с пошлостями.
Ирокезов старший добродушно захохотал. Он любил иногда вгонять сына в краску. По мнению папаши, это сохраняло тому хороший цвет лица.
Прогнав муравьев из муравейника, Ирокезовы откопали мешок пороха и двигатель.
На самом деле там был не один, а целых два двигателя, но Ирокезов старший считал (и не без оснований), что в сцепке они работали экономичнее, что открывало определенные перспективы. Поэтому он взял с собой не два бочонка пороха и семь бочонков вина, как рассчитывал, а один бочонок пороха
— Как новый! — констатировал Ирокезов-младший. Вместо ответа Ирокезов старший тряхнул конструкцию. Из двигателя посыпалась труха и муравьиные яйца. Муравьи подхватывали их, и, не давая разбиться, относили в сторону.
— Это сверху, как новый. А внутри может и воронье гнездо оказаться.
— Вороны, папаша — веско сказал сын — в муравейниках не живут.
— Жить не живут, а в гости ходят. Иногда — возразил Ирокезов старший.
— Дурак ты, папа — притворно огорчился Ирокезов-младший. На это Ирокезов старший, оторвавшись от обследования двигателя, ответил:
— А ты, между прочим, плоть от плоти моей.
Тут Ирокезов-младший огорчился уже не притворно, потому что по законам генетики выходило, что и он дурак тоже.
— Оставим это папенька. Ты аппарат лучше осмотри.
Ирокезов старший вытряс из двигателя весь мусор, который пожелал оттуда выпасть и засыпал в воронку пригоршню пороху.
— Отошёл бы ты сынок. Я на второй передаче в высь взмою.
Гдыня прекратил склёвывать муравьев и опять взлетел на берёзу. Оттуда он закричал пожарной сиреной. Мотор, рявкнув, поднял Ирокезова в воздух. Медленно, с большим достоинством, Ирокезов облетел поляну, полавировал среди берёз.
Попугай догнал его и начал кружить вокруг. Ирокезов-младший, понаблюдав немного, стал загонять муравьев обратно. Муравьи возвращались о большой неохотой, вылив в муравейник как компенсацию за беспокойство кувшин медовухи, Ирокезов-младший взглянул вверх, посмотреть как там отец.
Ирокезов-старший превращался в точку и легко уходил в затянутые облаками небо. Через несколько минут он вернулся. Вынув из-за пазухи задремавшего в тепле Гдыню, оказал:
— Холодно и облачность больно плотная, чуть башку себе не разбил.
Проснувшийся Гдыня добавил от себя:
— «Ветер, ветер на воем божьем свете».
Ирокезова младшего эти подробности не интересовали. Его интересовал двигатель.
— Двигатель-то как?
Ирокезов-старший показал сыну большой палец — «Во!».
— А ты говоришь воронье гнездо. Видать, батюшка, не твой я сын.
— Со своей роднёй позже разберешься. Собрал бы лучше вещи.
Вещи собрали быстро, связав их в один огромный узел, и уложили в сетку, сплетённую из лыка. Кое-что из вещей везти назад не следовало бы (Ну скажите, кому в Амстердаме нужны пустые бочонки?) и Ирокезов младший разминаясь и играючи бросал их в метавшегося впереди Гдыню.
Негодующе качая головой Ирокезов-старший пристегнул сетку к двигателю.
— Влезай сынок, время трогаться.
Ирокезов-мдадший влез в сетку. За ним влетел попугай.
— Трогай папаша, только уже без виражей, да и за галками не гоняйся.
— Бога ради — добавил Гдыня. Ирокезов-старший, поправлявший ремни, посмотрел на попугая.
— Что-то попугай у нас стал излишне религиозен последнее время. К раскольникам наверное летал?
— Погоняй папаша — нетерпеливо напутствовал сын — С Гдыней я разберусь.
Ирокезов-старший дёрнул за рычаг и поднялся в воздух. Вслед за ним поднялась и привязанная сеть, в которой сидел сын, и лежали вещи. Набрав высоту, он взял курс на Амстердам.
Внизу проплывали леса, реки, редкие деревушки. Люди выходили из домов посмотреть на знамение.
— Глядите-ко — говорили они — Ирокезовы домой полетели. Видать осень скоро…
Четыре часа полёт продолжался вполне нормально. Ирокезов-старший успешно боролся с обледенением и встречным ветром. Обходя дождевые тучи, они едва-едва спаслись от грозы, в которой чуть было не погиб Гдыня, неосторожно высунувший голову из сетки.
Полёт уже подходил к середине, как двигатель качал барахлить. Время на починку не было. Ирокезов-старший стукнул себя по спине. Мотор, словно прокалившись, заработал сперва с удвоенной, а потом с утроенной и даже учетверенной силой. Перекрывая шум ветра Ирокезов-старший крикнул Ирокезову-младшему.
— Видать, ты все же мой сын… Движок в разнос пошёл.
Спустившаяся ночь укрыла арену воздушной драмы. Через 28 часов Ирокезовы были чёрт знает где. Неизвестно на каком расстоянии от Амстердама. Горючее кончилось и им пришлось садиться в каком-то лесу. Сразу после приземления сон сморил путешественников. Проспав ещё 16 часов. Ирокезов-старший проснулся в отличном расположении духа. Ирокезова-младшего рядом не было.
— Эй, сынок! Не выяснил ли ты где мы и далеко ли до Амстердама?
— Нет ещё — донеслось из кустов, сквозь шуршание бумаги.
— А чего ты там делаешь?
Ирокезов-младший вышел из кустов, неся в руке стебель какого-то растения.
— Маис кушаю, папенька.
— Маис?
Молния сверкнула в мозгу Ирокезова-старшего.
— Знаешь ли сынок где мы? Это же…
Так, задолго до Колумба и викингов, европейцами была открыта Америка.
Двадцать шестая история. Парис и Елена
Что Парис был красавцем, придумали позже.
В действительности дело было иначе — он был одноногим.
Только это и спасло его от мобилизации во время Второй Пунической войны.
Крепкие мужики, запасшись кто чем, пошли громить Карфаген, а Парис остался в родном городе. Деваться ему было некуда, и папаша, служивший там вроде как старостой, пристроил сына на почту.
Выдали Парису старый велосипед, оставшийся еще от 6-ой экспедиции с Фомальгаута и начал он развозись новости. Сразу надо оговориться, что грамотность не входила в число достоинств жителей Трои, и поэтому работы у него было немного. Чаще всего Парис из-за этого сидя на почте, просматривал открытки пришедшие транзитом. Именно здесь судьба и приготовила ему сюрприз.