Все себя дурно ведут
Шрифт:
К сожалению для прототипов Хемингуэя, остальные сочли книгу революционной и новаторской, возможно, даже мгновенно вошедшей в список классики. По меньшей мере один критик отметил, что Хемингуэй демонстрировал проблески таланта еще в своих рассказах и литературных зарисовках, и теперь доказал, что обладает им. Разумеется, рецензенты возненавидели роман «И восходит солнце», но лишь некоторые оценили его как не представляющий никакой ценности. Ведь ему было дано библейское заглавие и вдобавок весомый эпиграф, заимствованный у Гертруды Стайн: «Все вы – потерянное поколение». Хемингуэй поступил разумно, добавив эти ингредиенты, сразу же поясняющие читателям, что «И восходит солнце» – не просто заурядный и циничный roman `a clef. Скорее это глубокий культурологический комментарий. Хемингуэй ясно дал понять, что глуповатые рассказики «эпохи джаза» в духе Ф. Скотта Фицджеральда его не интересуют. Несмотря на то, что оба автора писали про светских
Как и все произведения, сочиненные с целью угодить почти всем читателям, роман «И восходит солнце» рисковал не понравиться никому. Однако Хемингуэй добился своего. Принцип всеохватности «и вашим, и нашим» оправдал себя. Критики покупали роман как убедительный взрыв послевоенной тревоги и возвещали появление еще одного нового стиля. Как и рассчитывал Хемингуэй, все эти описания высшего общества, секса и попоек легко взбудоражили воображение не столь высоколобых читателей. И автор романа в одночасье превратился из перспективного выскочки во влиятельного провокатора.
После такого успеха реально существующим и ошарашенным персонажам «Солнца» было не к кому обращаться за помощью. Жизнь до публикации книги «некоторые из нас вскоре стали называть „до В. С.“ – до выхода романа „И восходит солнце“», – вспоминала Китти Кэннелл. Выражение «после В. С.» – выхода романа – относилось к тем, чья жизнь навсегда изменилась из-за неумолимого честолюбия Хемингуэя. Репортеры преследовали Кэннелл, Леба и остальных на всем протяжении их жизни, но для Хемингуэя люди, бывшие когда-то его друзьями, стали всего-навсего «сопутствующими потерями».
В конце концов, он производил революцию в сфере литературы, а ни одна революция, как известно, не обходится без жертв.
Девяносто лет спустя изменчивое, как зов сирены, обаяние романа «И восходит солнце» по-прежнему манит читателей. Некоторые другие произведения, удостоенные титула «голос поколения» – например, «В дороге» Джека Керуака, – по сравнению с ним кажутся устаревшими. А «Солнце» по-прежнему остается свежим, современным и продолжает считаться бестселлером во всем мире. Наследники Хемингуэя тщательно скрывают точную статистику, однако, по оценкам издательства «Scribner's», только на родине автора ежегодно распродается 120 тысяч экземпляров данной книги, а продажи за рубежом вполне могут вдвое превосходить эту цифру. Издателю известно по меньшей мере восемнадцать рынков, на которых продается перевод романа; Чарльз Скрибнер-третий говорит, что удивится, если выяснится, что ежегодные продажи романа во всем мире составляют менее 300 тысяч экземпляров [31] .
31
«Восемнадцать рынков…»: письмо представителя издательства Scribners, адресованное Лесли М. М. Блум, 25 апреля 2014 г. «Будет поражен…»: Чарльз Скрибнер-третий в интервью с Лесли М. М. Блум, 23 апреля 2014 г.
«И восходит солнце» по-прежнему делает ставку на тот же дуализм, благодаря которому произвел фурор в момент первого выхода в свет: он остается и авангардным образцом модернистского искусства, и вместе с тем – описанием сексуального и эффектного мира, изобилующего пороками, а небезупречная человеческая натура, показанная на его страницах, за прошедшее время почти не изменилась.
«Все дурно себя ведут, – замечает герой романа Джейк Барнс. – Дай только случай» [32] .
32
«Все не без греха…»: Эрнест Хемингуэй, «И восходит солнце» (Ernest Hemingway, The Sun Also Rises: The Hemingway Library Edition, New York: Scribner, 2014), стр. 145.
Данное утверждение было верным раньше и остается таким по сей день. На страницах романа «И восходит солнце» почти нет следов буржуазной морали. На них открывается мир, цель людей в котором – радовать себя, даже если их поступки не доставляют им удовольствия. У читателя, скованного запретами, он способен вызвать трепет, сравнимый с тем, какой испытывает вуайерист. В мире «Солнца» ответственность, верность и упорядоченность выглядят неказистыми обитателями далекой пуританской страны.
Разумеется, во многом притягательность романа объясняется спецификой эпохи, которая в нем описана, хотя в действительности Париж Хемингуэя мог быть даже более сексуальным и порочным, чем Париж романа «И восходит солнце», а поездки автора в начале 20-х годов в Памплону – гораздо более разнузданными, скандальными и сумбурными, чем в его беллетризованном пересказе. И творческие люди, и тореадоры в равной степени были готовы убивать и быть убитыми, чтобы возвыситься в соответствующей сфере. И в той, и в другой кто-нибудь обязательно должен был выиграть, а кто-нибудь – проиграть. Ведь на карту было поставлено слишком многое, особенно для Хемингуэя. Он знал, чего хочет добиться и кем быть, и никто и ничто не могло встать у него на пути.
Часть I
Глава 1
Париж – тварь
В 1921 году вся Америка только и говорила, что о молодом писателе со Среднего Запада. Он обладал всеми достоинствами нового автора, вызывающего острый интерес: был честолюбивым («Я хочу быть одним из величайших писателей, какие когда-либо жили на свете, а ты?» – однажды сказал он другу), на удивление молодым (свою первую книгу опубликовал, когда ему было 23 года), плодовитым, энергичным и неоднозначным [33] . Все складывалось как нельзя лучше для его издателей: этот человек был создан для того, чтобы стать голосом послевоенного поколения, притом весьма прибыльным. Старшим он внушал тревогу, сверстники обожали его и подражали ему. Социальные ритмы начинающегося десятилетия уже послушно следовали росчерку его пера. Звали этого писателя Ф. Скотт Фицджеральд.
33
«Я хочу быть…»: письмо Ф. Скотта Фицджеральда Эдмунду Уилсону, процитированное в Малькольм Каули, «Второй расцвет: труды и дни потерянного поколения» (Malcolm Cowley, A Second Flowering: Works and Days of the Lost Generation, New York: The Viking Press, 1973), стр. 249.
А между тем у него на родине, на Среднем Западе – точнее, в Чикаго, – назревала конфронтация, о которой Фицджеральд пока не знал. Еще один честолюбивый будущий писатель следил за успехами Фицджеральда и готовил нечто вроде узурпации власти. Слава Фицджеральда вдохновляла его, однако этот будущий писатель считал, будто его рассказы поверхностны и кружат головы обилием девиц-эмансипе, розыгрышей студентов из «Лиги плюща» и пузырьков шампанского. И потом, что нового в его текстах? Хотя Фицджеральд и пишет о новом поколении, он продолжает изъясняться фразами прежнего. А разве так называемый голос поколения не должен поражать подлинной новизной, новым способом сплетать слова в предложения? Его эпитеты такие устаревшие, поистине викторианские!
Пора устроить революцию. По крайней мере, так считал в то время еще неизвестный соперник Фицджеральда, который вскоре воспользовался случаем, чтобы очутиться на острие этого бунта. В своем мнении молодой человек был не одинок: он уже успел обзавестись последователями, как основатель какого-нибудь секты. Впрочем, секта эта была невелика: ее составлял единственный приверженец, а именно невеста писателя. Больше никто в целом мире не слышал о литераторе Эрнесте Миллере Хемингуэе. И неудивительно, что о нем не слышали. Он еще не успел опубликовать ни единого рассказа.
Однако его невеста Хэдли Ричардсон – крепкая и неизменно оптимистичная рыжеволосая особа на восемь лет старше своего жениха – нисколько не сомневалась, что ему суждено стать прославленным писателем и даже культурным символом. Поначалу она не чувствовала этой удивительной и «чудесной веры в его будущее», однако он быстро переубедил ее [34] . Вскоре жизнь пары уже была посвящена строительству его карьеры. Хэдли писала ему письма, полные благоговения, превозносила его честолюбие и прямо-таки умоляла позволить ей стать его «помощницей» [35] .
34
«Чудесной веры в его…»: Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 19.
35
Например, в одном письме к Хемингуэю Хэдли пишет: «Я в самом деле высоко ценю твои стремления… Я не могу допустить, чтобы ты отказался от них хотя бы ненадолго, выжидая подходящее время. Я хочу быть твоей помощницей, а не обузой, а я не согласилась бы на это ни за что, будь твои стремления другими и если бы я не восхищалась ими так, как сейчас». Источник: письмо Хэдли Ричардсон Эрнесту Хемингуэю, 13 января 1921 г., процитировано по Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 21–22.