все сердца разбиваются
Шрифт:
— Вы его видели? — решился однажды спросить Шерлок. Миссис Хадсон взвизгнула и уронила что-то на кухне. Возможно, его вопрос прозвучал излишне резко и неожиданно после трех суток молчания, но он не придумал способ предупредить: «сейчас я заговорю», так что просто спросил.
Миссис Хадсон торопливо вышла в гостиную, вытирая руки полотенцем.
— Кого, милый?
— Моего соседа.
Шерлок угрюмо глядел перед собой, не собираясь поворачиваться к домовладелице. Но боковым зрением заметил, что она наморщила лоб, нервно комкая в руках полотенце.
—
Шерлок молчал так долго, что она собралась уже было уходить, но вежливость (а может, жалость) вынуждала ее остаться.
— Не нужно, — наконец, сказал Шерлок и закрыл глаза.
*
Он сдался спустя неделю; Майкрофт пришел лично, и выглядел ужасно, практически не стоял на ногах — здесь пригодился зонт-трость, который был словно шест канатоходца и помогал сохранить равновесие. Рухнув в кресло, Майкрофт брезгливо оглядел захламленную квартиру и сообщил, что его карьера под угрозой. Шерлок ответил, что из алкоголиков вообще плохие карьеристы, и Майкрофт засмеялся, закрыв лицо ладонями.
— Проблема, Шерлок. Проблема не решена, а я гарантировал, что ты справишься. Мероприятие запланировано на полдень завтрашнего дня, так что у тебя меньше суток, чтобы разрушить мои надежды.
Такой вызов Шерлок не смог не принять. Он вытряхнул себя из халата, схватил папку со стола и в следующие десять часов побывал в вертолете, Букингемском дворце и Бартсе, потому что поставил условие — он будет работать в своей привычной лаборатории. Он оскорбил личного королевского доктора, пациентку и Майкрофта, провел несколько рискованных тестов и дважды использовал дефибриллятор.
Его вернули домой шатающимся от усталости. Задача была решена, и это было восхитительно — примерно пару минут, прежде чем апатия вновь не навалилась на него, погребая.
Шерлок сделал себе кофе и встал возле окна. Он увидел скрипку на подоконнике — и знал совершенно точно, что не клал ее сюда. Возможно, миссис Хадсон, когда убиралась? Нет, она бы не стала. Джон?
— Джон?
Шерлок обернулся, скользнул взглядам по темным очертаниям мебели в пустой комнате. Нет. Нет.
Примостив чашку на краю подоконника, он осторожно взял скрипку. Она казалась легкой и высохшей, немного беспомощной, как мертвый ребенок. Привычным движением Шерлок перехватил гриф, скользнул пальцами по прохладному дереву, проводя осмотр. Колки, колковая коробка, верхний порожек, струны (вздрогнули под пальцами, отозвались тихим стоном), верхняя дека, резонаторные отверстия, струнодержатель, пуговица и нижний порожек.
Все правильно. Все верно.
— На что жалуетесь? — негромко спросил Шерлок, прижавшись щекой к корпусу. «Я не могу говорить. Я больше не могу говорить». — Боюсь, это неизлечимо. Вы скоро умрете, — Шерлок изводил Майкрофта, когда они были детьми, диагностируя у него жуткие и смертельные заболевания из справочника редких болезней. Светлые времена.
Он опустил взгляд и вздрогнул, заметив на подоконнике и смычок. Однажды он был сломан, Шерлок помнил точно, если только разум окончательно не предал его; и вот, целый, смычок скромно примостился между рамой и чашкой кофе.
Шерлок взял его, закрыл глаза. Рука не дрожала. Но могла задрожать в любой момент. Дрогнуть, испортить звучание; испортить все. Шерлоку было страшно. Он уложил скрипку на плече, взмахнул смычком, набрав воздуха, словно собрался петь.
Потом опустил руку.
— Если ты хочешь, чтобы я сыграл тебе — прекрати прятаться, — сказал Шерлок негромко. — Покажись мне, и я это сделаю.
Он некоторое время ждал в тишине, а затем швырнул скрипку на подоконник.
— Если ты трус, то почему я должен быть смелым?
Кружка опрокинулась и обожгла ему ноги кипятком.
*
Иногда Шерлок ощущал присутствие Джона — отчетливо, словно видел его. Чувствовал его взгляд, его дыхание, его запах. Совсем близко, невидимый, безмолвный… Шерлок поднимал глаза и смотрел, надеясь, что выбрал правильное направление. И почти всегда ощущение присутствия пропадало.
Иногда Шерлок не был уверен, здесь ли Джон, или он совсем один. В такие моменты Шерлок не мог собраться с мыслями, снова и снова гадая — вернется ли Джон когда-нибудь, или все испорчено окончательно?
Иногда Шерлок знал, что кроме него в квартире никого нет. В такие моменты он испытывал ярость или облегчение. Он даже подумывал о том, чтобы съехать, затеряться в большом городе, но знал, что этого не произойдет.
Иногда Шерлок начинал думать, что Джона не было никогда.
В один из таких дней Джон вернулся. Шерлок только что принял душ, и теперь протер запотевшее зеркало, чтобы побриться. Он почувствовал, что кто-то стоит за его спиной — как уже чувствовал однажды. Ничего не сказав и не выдав волнения, Шерлок взял бритву и размазал пену по лицу.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Шерлок, глядя в зеркало. — Все сердца разбиваются, верно? Но тебе не нужно об этом беспокоиться. Только не о моем сердце.
Он поднял руку и провел лезвием по щеке.
— Из достоверных источников известно, что у меня его нет.
Кто-то перехватил его руку. Шерлок закрыл глаза, не доверяя зрению — только ощущениям. Крепкое тело прижималось к нему сзади, пальцы сжимали запястье, осторожно и крепко.
Отвели руку в сторону.
Прикосновение к шее.
Шерлок открыл глаза и увидел, как появляются тонкие дорожки в белой пене. Тянутся вверх, от шеи к подбородку, затем к щеке — проступают, как следы в снегу, как улики. Тяжелое дыхание коснулось влажной кожи виска, заставило покрыться мурашками. Шерлок смотрел, не отрываясь, как кожу его бороздят прикосновения, как невидимые пальцы стирают остатки пены, охватывая его шею, заставляя высоко поднять подбородок.
Шерлок выпустил бритву. Острое лезвие прижалось к натянутой коже, сбоку от адамова яблока. Скользнуло вверх, легко, но медленно. Дразня? Показывая? Угрожая?..