все сердца разбиваются
Шрифт:
— Наверное, я должен быть польщен?
— На самом деле нет. Нет, не должен.
— Джон?
— М-м?
— Если не ангел, то кто ты?
Шерлок смотрел на Джона, а тот открыл было рот… и вдруг запрокинул лицо к небу.
— Мне показалось, или…
— Нет. На меня тоже капнуло.
— Дождь?
— Дождь.
— Дождь!..
— И нечего так радоваться. Мы ведь в Лондоне. По статистике, дожди здесь…
Но Джон уже не слушал. Он вскочил, пробежался по крыше, расставив руки и обратив лицо к темному, затянутому в ночные тучи, небу.
Шерлок улыбнулся, и Джон снова запрокинул голову, вытянув руки навстречу дождю. Будто только этого и дожидаясь, струи ринулись сверху, забарабанили по крыше, мгновенно окрашивая бетон в черный цвет. Воздух заполнили запах озона и шорох, похожий на белый шум – тот, что бывает в самом начале ливня. В мгновенно образовавшихся лужах вспучились пузырьки. Шерлок вымок до нитки, но домой не спешил.
Джон стоял под дождем, живой и счастливый, а Шерлок смотрел на него, свесив ноги с крыши.
*
Молли уложила руки мертвеца вдоль тела, отошла на шаг, глядя на его тяжелое белое тело.
— Ты же знаешь, что так нельзя, — прошептала она грустно.
— Я принес тебе ореховый крендель, — Джон бодро зашел в комнату, зашуршал салфеткой. — Ты должна попробовать! Я ничего подобного раньше не ел.
— Живешь с ним в одной квартире, беседуешь по душам, смотришь, как он спит…
Джон замер, улыбка его медленно погасла.
— Разве это не то, что все мы делаем? Смотрим, как они спят?
— Ты его полюбил, а так совсем нельзя. Я хорошо тебя понимаю, очень хорошо, — Молли шмыгнула носом. — Но так нельзя.
Нельзя. Джон кивнул. Подошел к мертвому, склонился над ним, гадая, каким цветом были его глаза. Вытолкнул из себя вопрос:
— Такое ведь наверняка случалось раньше. Вы занимаетесь этим вечность. Неужели за все это время не было прецедента?
— Ох, Джон…
— Не смотри на меня так! И возьми уже чертов крендель, я чувствую себя идиотом. Орехи осыпаются.
— Они люди. Мы приходим к ним, а потом уходим. И все. Никогда не будет по-другому, просто не может быть по-другому. Так все устроено. Ты должен попрощаться с ним, Джон.
Должен.
Джон кивнул. Молли коснулась его плеча, но тут же отдернула руку.
— Был похожий случай. Конечно, был. За столько-то лет.
— И как все закончилось? Нет, не говори. Не хочу знать.
Джон неуклюже обошел ее и вышел. Молли прислонилась к столу, взяла руку мертвого в свои маленькие ладони.
— Плохо, Джон. Очень плохо.
Глава 5.
— Печенье хочу, — сказал Шерлок, листая газету. — Помнится, миссис Хадсон приносила. Оставила на кухне.
Джон сидел в кресле с книжкой. За окном поднялся ветер, это был один из тех дней, когда с самого утра будто вечер. Они посмотрели скачки по телевизору, потом немного поссорились из-за свиной крови в раковине, а последние четыре часа провели в молчании. Джон не обращал на него внимания, и делал это так показательно, что Шерлок утомился.
Ему никогда не давалось это легко — сосуществовать с другими людьми. Стоило ожидать, что однажды Джон потеряет терпение и уйдет. Вот только Джон оставался, всякий раз.
Куда бы он делся.
— Печенье, Джон, — сказал Шерлок снова. Джон захлопнул книжку и сердито уставился на него.
— Ты ведь знаешь, что я не обязан ходить тебе за печеньем?
— Знаю.
Они помолчали.
— Так ты сходишь? — не отрываясь от газеты, уточнил Шерлок. И улыбнулся уголком рта, когда услышал тяжелый вздох и едва слышное ворчание, стихшее, когда Джон скрылся на кухне. — И чаю налей, — крикнул вдогонку. Закрыл газету и запрокинул голову на спинку кресла, слушая звяканье посуды.
Прошлой ночью ему приснился сон. Про Джона.
Они были в гостиной, Шерлок так же сидел в кресле, в той же позе, в домашнем халате. Джон слонялся поблизости, ворчал, шумел, говорил с телевизором, был таким же невероятным и нелепым, как и всегда. Потом в дверь постучали.
— Не открывай, — сказал Шерлок. Но тут же понял, почувствовал: все равно откроет.
— Кто-то к нам пришел, — Джон поспешил к двери, а Шерлок замер в кресле, парализованный ужасом. Не мог остановить, не мог спастись, только крикнул в спину:
— Не надо!
Джон повернул ручку, и тут же в комнату хлынуло молоко. Белое, оно было повсюду. Быстро заполняло комнату. Шерлок тонул, барахтался, фигура Джона казалась вытянутой, словно тень, и очень далекой. Невыносимо белой. Шерлок пошел ко дну и проснулся.
— Теперь только попробуй сказать, что ты их не хочешь, — Джон поставил блюдце на журнальный столик, с кряхтением опустился в соседнее кресло, поджав под себя босые ноги. В высоком стакане, который он держал, плескалось холодное молоко.
«Сон по Фрейду?» — Шерлок скосил глаза на Джона, успел заметить, как тот облизывает верхнюю губу, снимая языком молочные капельки. Застыл, собирая и сохраняя информацию.
— Что? — вопрос осыпался крошками, надкушенное печенье полетело в Шерлока. — Я нервничаю, когда ты на меня так смотришь.
— Как?
— Как будто я моча в баночке. Как будто я какой-нибудь экзотический вирус, или… не знаю.
«Видит, но не замечает», — Шерлок подавил вздох и снова взялся за газету, в надежде прочитать о вспышке какой-нибудь загадочной эпидемии.
***
«Со мной ничего не происходит».
Шерлок сидел, забравшись с ногами в кресло, и мрачным взглядом сверлил сияющий экран ноутбука. В комнате было темно, только белый свет от снежно-чистого листа записи выхватывал лицо Шерлока из тьмы.
«У меня ничего не происходит».
В квартире было тихо; полная тишина, даже радио, обычно бубнящее внизу, у миссис Хадсон, заткнулось. Шерлоку казалось, он находится под водой. Только он и экран ноутбука; кто кого пересмотрит. Кто кого пересилит. Шерлоку казалось, он слышит тихий, напряженный гул монитора: звук, с которым световые волны разбиваются о его кожу, уносят за собой, топят в стерильном белом цвете.