Всё становится на места

Бонс Олли

— Я не умею лечить наложением рук, — отвечает Гилберт. — Только травами немного и только людей. Птице надо бы забинтовать крыло. А с чего ты вдруг о ней заботишься?

— Я-то? — Брадан фыркает. — Чтобы отпустить её скорее. С той удачи, что она приносит, мы чуть не подохли. А такую калеку за борт бросать всё ж не хочется.

Они ещё недолго сидят, а затем Брадан принимается храпеть. Он засыпает в той же неудобной позе, в которой сидел, и в мокрой одежде. После этого Гилберт ненадолго

уходит наверх, а когда возвращается, с его ладони капает свежая кровь. Он сбрасывает мокрые вещи, даже не замечая, что оставляет на них пятна крови, кутается в шерстяное одеяло и тоже засыпает.

Я топчусь на своём матрасе, сажусь так и сяк, пока не отыскиваю удобное для повреждённого крыла положение, а затем тоже погружаюсь в дремоту.

Пробуждение моё не из приятных — крыло тянут и дёргают. Толком не проснувшись, я начинаю отбиваться, кто-то охает. Будет теперь знать, как попадать под клюв нам, альбатросам!

Но крепкие руки удерживают меня. Видимо, это Брадан, так как капитан с Гилбертом стоят передо мной на коленях, пытаются перевязать крыло. Я смиряюсь и даю им завершить работу. Теперь к моему крылу привязана какая-то дощечка, но зато оно перестаёт свободно болтаться и причиняет мне куда меньше боли.

Мне предлагают хлеб, мясо, морковь, но я мотаю головой. От воды тоже на всякий случай отказываюсь.

— Скоро подохнет, — злорадствует Брадан, потирая руку, которую я клюнул.

Я растопыриваю крылья и принимаюсь шипеть и скрипеть на него, пока он не уходит.

— Хорошая птичка, — гладит меня капитан по спине. — Надо бы тебе свежей рыбки, попробую наловить.

Затем они с Гилбертом собираются выйти, но это меня не устраивает. Не хочу больше сидеть в одиночестве! Прыгаю за ними по ступенькам.

— Птичка хочет пойти со мной, — умиляется капитан. — Пойдём, моя хорошая!

Он придерживает дверь, и я ковыляю на палубу. «Крылатая жаба» этим утром выглядит не лучшим образом. От большой красивой каюты на носу остались лишь три неровных, почерневших стены. Потолок, дверь и всё остальное было разрушено огнём.

Самая высокая мачта исчезла, на её месте теперь жалкий обломок. Часть борта сметена — видимо, мачта падала в эту сторону.

— Я постараюсь узнать направление, — говорит Гилберт. — На это уйдёт какое-то время...

— Отлично, порыбачу пока, — довольно кивает капитан. — Птица, идём со мной, я дам тебе свежую рыбку!

Жаль огорчать беднягу, ведь он искренне мне радуется, к тому же лишь благодаря ему я жив. Но сейчас важнее проследить за Гилбертом, чтобы понять, что он задумал. И я ковыляю к носу корабля, хоть капитан не оставляет надежду, что я откликнусь на его зов.

Наконец он умолкает, видимо, устаёт меня звать. А я останавливаюсь там, откуда виден Гилберт, и принимаюсь наблюдать.

Колдун вынимает мешочек с сухими травами, сыплет горсть в тарелку, измельчает пестом, укрывая от ветра. Затем вынимает нож и глубоко режет ладонь.

Он протягивает руку над бортом, сжимает ладонь, и алая струйка течёт в море. Я настораживаюсь, так как по опыту знаю, что от кровавого колдовства добра не жди.

После этого Гилберт высыпает травяной порошок на ладонь, протягивает руку над морем и негромко произносит:

— Лети дорогами ветров, блуждающих везде,

туда, куда укажет кровь, что я дарю воде...

Завершающие слова он произносит совсем тихо, и они теряются в шуме волн.

Порошок поднимается с ладони и летит, подхваченный ветром.

— Капитан! — кричит Гилберт. — Плывём на север! — и уходит на нижнюю палубу, возможно, чтобы промыть и перевязать ладонь.

Тем временем Бартоломео и Брадан подходят туда, где ещё недавно стоял колдун.

— Кровь, как я и говорил, — угрюмо произносит Брадан, указывая на небольшое пятнышко на досках. — Парень что-то от нас скрывает, не нравится мне это.

— Я тоже не понимаю, зачем бы ему врать, что он ищет направление только благодаря травам, — мрачнеет капитан и запускает пятерню в каштановую гриву. — Будем глядеть за ним в оба. Хочется верить, что у нас с ним хотя бы цель одна, хотя я уже и в этом сомневаюсь.

— Попробую поднять парус, — говорит Брадан. — Что, на север, как он и сказал?

— На север, — кивает капитан.

Они расходятся, а я пытаюсь найти Гилберта.

Тот выходит с нижней палубы, рука перевязана. Он молча принимается помогать Брадану с парусом, пока капитан стоит у штурвала.

— Так что у тебя всё ж в голове? — интересуется моряк, прерывая молчание.

— Я платил вам для того, чтобы не было таких расспросов, — резко отвечает Гилберт. — Достаточно того, что нам по пути.

— А откуда нам знать, что ты не задумал недоброе? — закипает Брадан. — А, скажи? Мы же видели, что ты с кровью колдуешь!

Гилберт не отвечает, только сцепляет зубы. Я вижу, как белеет его щека.

— Молчишь? — ревёт Брадан.

Конец брошенного им каната стучит о доски, полотнище паруса хлопает в воздухе. Моряк хватает Гилберта за руку, срывает повязку, грубо тычет пальцем в свежий порез.

— Вот это объяснить не хочешь? Только травы используешь, значит?

Гилберт резко отнимает руку.

— Не твоего ума дело, Брадан, — жёстко отвечает он. — Вам нечего бояться, это поможет найти того, за кем мы отправились.

— А зачем он тебе? Найдёшь, потом что?

— Не знаю, — Гилберт неожиданно поникает, опускает плечи. — Я правда не знаю. Мне нужно с ним поговорить, потом решу.

— А, чтоб тебя... — обращается Брадан то ли к Гилберту, то ли к парусу. Он берёт канат и принимается его натягивать.

Я поднимаюсь выше, к капитану. Тот радуется при виде меня, ласково заговаривает, гладит по голове. Ему при этом даже не нужно наклоняться, вот какой я большой.