Всё становится на места
Шрифт:
— Смотри, вот это штурвал, — поясняет мне капитан. — С его помощью мы ляжем на нужный курс. Сейчас отправимся на север. Вон туда, — Бартоломео указывает рукой вперёд.
Я с готовностью гляжу и вижу какой-то туман у горизонта.
— Не может быть... — шепчет капитан.
Я пугаюсь. Надеюсь, это не новая гроза идёт нам навстречу.
— Земля! — радуется капитан и обнимает меня.
Я тоже радуюсь: когда доплывём, я смогу и поесть.
Глава 11. Вот и всё, приплыли. Дальше-то куда?
— Это тот берег, который нам нужен? — вцепляется Бартоломео в Гилберта.
— Надеюсь, что да, — отвечает тот. — Но прошу вас, не радуйтесь раньше времени. Мы пока не знаем, что там найдём.
Корабль, лишённый двух парусов, движется медленно и то и дело сбивается с курса. Брадан ругается. Если бы птицы могли ругаться, я бы тоже ругался: я голоден.
— Гилберт, можете ли вы что-то сделать? — не выдерживает капитан. — Иначе нам никогда не доплыть.
Тот раздумывает.
— Я постараюсь, — наконец говорит он. — Послушайте. Если вдруг случится так, что возвращаться вам придётся без меня, запомните: корень колокольчика. Сушёный корень, истолчённый в порошок, поможет вам пробудить спящих раньше срока.
— В глотку им засыпать? — почёсывает лысину Брадан.
— В курильницу, чтобы спящие вдохнули дым. Если забудете или что-то не выйдет, Мёртвые земли недалеко, вам помогут мои друзья.
— Хорошо, — кивает Бартоломео. — С этим всё ясно.
— Тогда вперёд, — говорит Гилберт.
Он подходит к борту и вновь режет ладонь. Если бы птицы могли морщиться, я бы поморщился. Это наверняка очень больно, да ещё по одному и тому же месту.
— Ты что творишь! — ревёт Брадан. Он налетает на Гилберта, разворачивает его, замахивается. — Это грязное колдовство!
— Иначе берега нам не видать, — цедит сквозь зубы Гилберт.
С раненой рукой ему едва достаёт сил удержать здоровяка.
— Остынь! — капитан оттягивает своего товарища. — Раз другого пути нет, давай доверимся ему. Не то, видишь сам, можем долго болтаться посреди моря. А вдруг снова шторм?
Брадан рычит, как разъярённый цепной пёс, но покоряется, отступает. Он злобно глядит, как Гилберт льёт кровь в воду, окропляет палубу.
— Не подходи! — ревёт он, отшатываясь, когда Гилберт шагает ближе.
— Стой, где стоишь, — твёрдо командует тот. — Не шевелись! — и поднимает нож.
Я уже было пугаюсь, что мой друг решил убить Брадана, но он лишь закатывает рукава рубашки и делает глубокие надрезы на собственных руках.
«Если бы птицы могли лишаться чувств...» — думаю я и погружаюсь в мир звона и темноты.
Когда мне делается лучше, я осознаю, что ветер усилился. А когда поднимаю голову, соображаю, что дело не в погоде — это корабль плывёт, будто на всех парусах. Гилберт стоит между капитаном и Браданом, обнимая их за плечи, всё ещё сжимая окровавленный клинок в руке. Все трое обращены лицами туда, где выступают из тумана очертания берега.
Хлопает парус. Он кренит корабль в сторону, стоило бы спустить его, но это никому не пришло в голову.
Я оглядываюсь в поисках убежища, поскольку происходящее нравится мне всё меньше. Но дверь на нижние палубы плотно закрыта, а от мачты, у которой я прятался прежде, остался лишь небольшой обломок. И бочки, и мешки, и канаты, что лежали здесь раньше, теперь пропали.
Я скольжу по кренящейся палубе, хлопаю крылом. Если улечу в воду, боюсь, никто и не обратит внимания. Тут меня осеняет: сгоревшая каюта! Там остаются три стены, хоть и не совсем целые, и можно за что-то уцепиться, чтобы меня не сильно швыряло из стороны в сторону.
Кое-как пробираюсь к каюте. Перья сразу же пачкаются в саже. Я замечаю укромный уголок, образованный упавшими балками потолка, и забираюсь туда.
Отсюда мне видны Бартоломео, Брадан и Гилберт. Гилберт шевелит губами — похоже, читает заклинание — а по плечам моряков течёт его кровь. Лицо колдуна делается всё бледнее.
Корабль вдруг сильно кренится на правый борт, я вновь ушибаю раненое крыло. Мачта с последним парусом, оставшаяся на корме, трещит и надламывается.
Я вижу панику на лицах Бартоломео и Брадана, но несмотря на это, они удерживаются на ногах, будто составляют с кораблём одно целое. А вот Гилберт совсем обвисает на их плечах, он упустил нож, склонил голову на грудь. Если бы Брадан не обхватил его рукой, колдун вряд ли бы устоял.
— Держись! — слышу я рёв Брадана, а затем ужасный толчок выбрасывает меня из укрытия, где я находился.
Я в кого-то врезаюсь, качусь по палубе и натыкаюсь на борт. Он задерживает меня. Встаю на лапы, встряхиваюсь. Палуба теперь стала почти ровной.
Остальных отшвырнуло ко входу на нижние палубы. Моряки с трудом поднимаются на ноги, но колдун остаётся лежать неподвижно.
— Он жив? — хрипло спрашивает Брадан, пока капитан склоняется над телом Гилберта.
— Дышит... надо бы перевязать.
Капитан спускается вниз и вскоре выходит, выносит простыню, снятую с чьей-то койки. Вместе с Браданом они разрывают ткань на полосы, обматывают руки Гилберта. Кровь проступает сквозь ткань.
Затем моряки переглядываются и связывают руки колдуна за спиной. Брадан также завязывает ему рот.
— Чтобы нашептать ничего не мог, — поясняет он. — Запрём его внизу, не помрёт. Смерти я ему не хочу, но и не допущу, чтобы он навредил нам. Как думаешь, Барт, теперь справимся сами?
Капитан выпрямляется, озирается.
— Берег в двух шагах, — говорит он. — Если мы там, куда хотели попасть, то и без колдуна обойдёмся.
Они уносят Гилберта вниз, затем привязывают канат к обломку мачты.