Всегда на страже (сборник)
Шрифт:
– Надежда Иосифовна? У вас кто-нибудь есть в будке?…- перебил ее начальник заставы.- Я правильно вас понял?
– Да.
– Ожидайте, срочно выезжаем. Будьте осторожны.
– Хорошо.
Услышав привычные гудки, она положила трубку и, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, обессиленно опустилась на табуретку, стоявшую у маленького столика.
– Дозвонились?
– спросил незнакомец, ставя на тумбочку пустую кружку.- Что начальник сказал?
– А чтоб на их лихо!
– махнула в темноте рукой Надежда Иосифовна.- Не раньше чем через час человека пришлют. Сменщица прихворнула.
Незнакомец встал с табуретки.
– Ну, мне пора идти. Спасибо, мать, за все.
– Да что вы! Посидите еще,- заволновалась Надежда Иосифовна.- И мне веселей будет.
– Нет, мамаша, надо идти.
В голосе пришельца была неуверенность. Чувствовалось, что ему не очень хотелось вылезать на холод.
– Тогда на дорогу еще чайку выпейте,- загремела чайником Надежда Иосифовна.- В такую погоду не повредит кипяточек.
– Это можно,- согласился незнакомец.- Действительно не повредит.
Он сел. «Быстрее бы уже приезжали!
– мысленно взмолилась Надежда Иосифовна.- Хоть бы машина у них в дороге не испортилась!»
– У вас, мамаша, какой размер шинели?
– вдруг спросил незнакомец.
– Сорок восьмой,- отозвалась Сурмач.- А что?
– А мне показалось пятидесятый. Уж больно велика она вам, не по росту.
– Велика, голубок, велика. Но ничего, теплая. Мне ведь в ней не красоваться, а на работу ходить.
– Оно так.
«Чего это он о шинели разговор завел? Неужто раздеть меня хочет?
– похолодела Надежда Иосифовна.- И разденет. Вокруг нигде никого. Криком кричи - никто не услышит».
Дрожащими руками она налила чаю и долго размешивала сахар в кружке. Сама не сводила глаз с темного окошечка, которое выходило на дорогу, ведущую на погранзаставу. В темноте мигнули и погасли два огонька. «Они!
– радостно екнуло сердце, и в тот же момент все ее существо охватила тревога.- Нужно громко заговорить, чтобы не услышал гул машины».
Сурмач подала незнакомцу кружку, затопала по тесной будке кирзачами, ни на секунду не останавливаясь, начала звучно жаловаться на эту отвратительную погоду.
Гул мотора приближался.
Незнакомец вскочил.
Мотор утих.
Надежда Иосифовна прислонилась к стене, на которой был выключатель, холодея от страха, потянулась к нему непослушной рукой.
Двери резко открылись.
Ярко вспыхнула электрическая лампочка под потолком.
В будку с пистолетом в руке вскочил начальник заставы. За ним - пограничники с автоматами.
– Бросай оружие! Руки на стену!
Надежда Иосифовна взглянула на незнакомца и побелела. В руке он держал пистолет. Пограничники навалились на него, отобрали оружие. Незнакомец заревел от ярости и успокоился только тогда, когда его связали.
– Не раскусил я тебя, сволочь!
– с ненавистью глянул арестованный на Надежду Иосифовну.- Давно б ты у меня кровью сошла!…
– В машину его!
– приказал начальник заставы и повернулся к побледневшей женщине.- Мужественный вы человек, Надежда Иосифовна…
– Э-э, баба! С тобой каши не сваришь!
– пробудил Надежду Иосифовну от воспоминаний голос почтальона.- Так не нальешь чарку для сугрева души? Нет? Ну как себе хочешь… Вот на тебе бумагу. Весь телефонный разговор здеся записан.
Почтальон сунул ей в руку бумажку, кинул окурок на припечек. Постоял, все еще на что-то надеясь, безнадежно вздохнул.
– Ну, тогда будь себе жива-здорова.
Старик вышел. Надежда Иосифовна непонимающе глянула на бумагу, повертела ее в руках. Подошла к окну, села на широкую скамью и начала вслух медленно читать:
– …За заслуги… вы награждены медалью «За отличие в охране государственной границы СССР»… «О, боже!
– Надежда Иосифовна беспомощно опустила натруженные руки на колени.- За что? Неужели за… Так это же всего три недели назад было…»
Она тогда стояла возле шлагбаума и смотрела на луг. На нем загорелая деревенская ребятня играла в футбол.
Недалеко от них паслись кони, вперемешку с ними лениво бродили пестрые коровы.
В воздухе плыла серебристая паутина - стояли последние дни бабьего лета.
Багровое солнце медленно оседало за дальний лес.
Надежда Иосифовна перевела взгляд на дорогу, которая вела в город. По гравийке шла к переезду женщина в синем платке и черном плаще. Надежда Иосифовна присмотрелась к ней, стараясь узнать. Но женщина была незнакомая. В левой руке она несла узелок. Странно было наблюдать, как она свободной рукой, в такт своему шагу, делает отмашку. Что-то было в ее движениях угловатое, резкое.
Женщина согнулась крюком, подлезла под шлагбаум и направилась прямо к Надежде Иосифовне. «Гладкая молодица,- подумала Сурмач, разглядывая незнакомку.- Видать, на хороших харчах росла».
Женщина приблизилась, молча остановилась рядом. Цепкие глаза ее ощупывали Надежду Иосифовну. Ей стало не по себе от такого осмотра. Казалось, что незнакомка раздевает ее взглядом. Надежда Иосифовна застегнула верхнюю пуговицу на кофте и, пересилив себя, приветливо улыбнулась.
– Чего это ты, молодичка, глядишь на меня, как конь на хомут?
– все так же улыбаясь, сказала она.- Смотришь так, словно я у тебя одолжила и не отдала.
Женщина в ответ глухо замычала, начала что-то быстро показывать пальцами. «Неужто немая?
– оторопела Надежда Иосифовна.- Что она хочет?»
Незнакомка жестикулировала почти перед самым ее лицом. Надежда Иосифовна отступила на шаг, не сводя взгляда с неспокойных рук пришедшей. «В перчатках. Ишь ты. А ведь еще не холодно,- подумала Сурмач.- И глаза недобрые. Бесстыжие какие-то, настороженные».
– Куда это ты собралась, молодичка?
– участливо спросила Надежда Иосифовна.- Далекая у тебя путь-дорога?