Всем глупышкам посвящается
Шрифт:
Лето началось несказанно скучно. Скучные дни подготовки, скучные вечера, молчавший вечно телефон. Поостыв наконец к собственным воспоминаниям, я принялась учить. Учила все подряд, как ненормальная, толком не имея представления о том, где хочу учиться. И да, я никак не связывала ВУЗ с делом, которым бы хотела заниматься всю жизнь. Я просто знаю, что такого дела нет. Нет чего-то одного, что должно вести тебя и ради чего ты должен убиваться все остальное время. Я понимала, что нужно делать что-то важное, стать тем человеком, жизнь которого всегда хотелось получить. Но почему-то я медлила. Учиться было проще. Люди говорят, что до активных действий нужно много учиться. "Вот получишь образование и станешь личностью! Заживешь!". Я предпочитаю говорить: "Вот получишь образование и станешь старым. Умрешь". Видите
Зато учеба стала хорошим поводом замкнуться дома, не думать о происходящем. Мама, к счастью, работала, мы по-прежнему мало виделись и почти не общались. Досадно, но, может, так у всех бывает. Нам с родителями скучно, а им с нами - тяжело.
Но был Джек. Отделаться от него было совершенно невозможно. Иногда он раздражал меня, иногда радовал, иногда я хотела, чтоб он появился, а, когда появлялся, мечтала, чтоб ушел. Моментами мне казалось, что я слишком привязалась, или даже влюбилась в него, но все было не так. В материальном плане Джек баловал меня. Наверное, он просто не видел другого способа завоевать сердце девушки. И, что ж, в середине июня мы действительно подали заявление. Это случилось на третий день. Три дня мы виделись и проводили друг с другом весь день с утра и до глубокой ночи. Я как раз сдала второй экзамен и позволила себе расслабиться. До этого я не выходила с ним гулять, даже трубки не брала. Но после экзамена по истории просто необходимо было заесть свое фиаско, или запить, или замыть разговорами. Я, сама не знаю, почему, набрала его номер. Он заехал за мной и повез к речке. По дороге мы купили три бутылки содовой, столько же пачек чипсов и зефир. Я попросила взять мне еще альбом и краски. Нам так повезло найти тихое местечко с красивым видом. В тот год было еще немного холодно в июне. На мне была юбка и розовая блузка с пиджаком. Джек был одет легче и все время мерз. Мы постарались сесть под солнцем и через пол часа нагрелись до нужной кондиции. Джек молчал почти все время, ничего не спросил про экзамены, просто смотрел по сторонам и пил газировку с клубничными ароматизаторами. Я стала рисовать. Много, всего сразу, измазалась красками. Простая акварель, я так редко ее использую. И зря. Вышло прелестно.
– Посмотри, - протянула ему еще мокрый альбом.
Пока он рассматривал мои рисунки, я сама рассматривала его, как картину. Он согнулся над маленькими страничками , отчего его плечи стали казаться еще больше и грубее. Глаза быстро мигали и двигались. Он трогал мокрые штрихи, специально пачкая пальцы, а лицо его все оставалось каменным, без намека на эмоции. Джек ребячески откинул альбом и швырнул кисточки к нему. Его золотые волосы налились солнцем, на лице гладь, ни волосинки. Сегодня он выглядит моложе, в густо-зеленом цвете глаз не видно грусти, они прячутся под копной пшеничных ресниц. Он становился таким красивым, когда смотрел на меня. Я хотела сказать ему об этом, но меня прервал звонок мамы. Она даже не знает, где я. Но пока только день. Сколько можно допрашивать меня. Видимо, Джек прочел недовольство в моих глазах, и забрал мой телефон.
– С ней все в порядке, она со мной. Не переживайте, - только и бросил он ей.
Джек положил телефон к себе в карман:
– Забудь о нем. Мы становимся слишком привязанными к этим чертовым гаджетам. Смотри вперед, - я отвела от него взгляд на реку, - вода цвета неба, на том берегу ребята развели пикник, они будто через целую вечность. Над нами небо, вокруг не особо чисто, природа, насекомые, мы черт знает на каком расстоянии от города, у нас еда. Еда, кисти, небо - это сейчас. Хватит уже думать о другом. Живи, девочка.
После его слов не хотелось что-то говорить. Подул ветер, недовольный нами, нагнал туч. Такое приветливое небо стало темным в миг. Чернота захлестнула лес, мы услышали шелест трепещущих кустов рядом, разлетелись птицы. Вода в реке задрожала, угрожающе подмывая к нам. Секунда до дождя, природа была готова к буре. А я нет. Моя рука оказалась вдруг в его руке. Джек сел совсем близко, и под звуки ветра, в темени туч стал целовать меня. Темное небо серым одеялом накрыло нас и спрятало от чужих глаз. Я крепко обняла его, прижимаясь еще ближе. На нас упали первые капли. Они были редкими и теплыми. Нужно было идти, ведь за ними непременно придут тяжелые холодные струи дождя. А он все целовал меня, укладывая на сырую траву, гладил. Помню, я успела увидеть его улыбку, прежде чем вновь закрыть глаза. Он сполз рукой по бедрам, забираясь под юбку. Мрачный ветер, смешиваясь с огрубевшими частыми каплями, спутывал наши волосы; пускал мороз по коже. Кожа Джека была совсем ледяной, как у лягушки, ее холод бил по рукам, когда я трогала его спину под кофтой. Было слышно, как бьется его сердце в тандеме со сбившимся дыханием в минуты, когда его напор ослабевал. Он легонько укусил мне нижнюю губу, а затем спустился ниже по шее. Не помню, холодно было, жарко ли... Перед глазами лишь его оранжевая макушка, его руки, расстегивающие пуговицу за пуговицей, аккуратно, неспешно и небо, гигантское небо плывущее над нами.
Дождь ослабевал, так и не успев разойтись, солнце местами выглядывало, словно интересуясь, как мы тут. Стало совсем светло, я увидела разбросанные вокруг краски, потрепанный альбом и нас. Джек крепко обнимал меня, руки его все так же блуждали по моему телу, рядом лежала моя кофта на пару с бюстгальтером. Сзади прошли те самые ребята с пикника. Когда они успели перейти на этот берег? Я прижалась к Джеку и зарылась в него, прячась от мира. Они быстро прошли мимо нас, хихикая о чем-то, но нам было все равно. От земли тянуло невыносимым холодом, пронизывающим меня. Мы были грязные, мокрые, с гусиной кожей и стыдом в глазах.
– Боже, - шептала, обвивая его руками, - лежу посреди берега, практически голая, занимаюсь с тобой неприличными вещами. Видела бы мама!
Он ухмыльнулся:
– Видел бы папа!
Мы долго смеялись, прежде чем встать, трепали друг друга за щеки, ласкались. Солнышко пригрело нас легонько, укутало.
– Сумасшедшая погодка, - шепнул мне Джек перед поцелуем.
Его губы были такими дрожащими, холодными с металлическим привкусом. Ему нравилось трепать пальцами мочки моих ушей. При этом он улыбался сам себе и порой крепко сжимал меня в нежной неге. Тогда я с большим трудом заставила его подняться и идти.
– Мы здорово разболеемся, глупый. Посмотри на нас, какие мы с тобой грязные.
Я одевалась не спеша, чувствуя склизкую влагу на одежде. Тем временем он все лежал, смотрел на меня, ухмылялся.
– Это они грязные, все остальные. Мы чисты. Нас вымыла любовь.
Мама так кричала на меня, что я стремглав помчалась к Джеку и на следующий день. Мы просто сидели у него до самой ночи. Сидели, разговаривали и пили яблочный компот. К себе в рабочую комнату он не пускал, да там и не уютно было, потому мы обосновались в спальне с периодическими вылазками на кухню. Погода по-прежнему сходила от нас с ума. Кровать находилась у окна, и свет солнца, вечно то скрывающегося, то появлявшегося вновь преображал нас в причудливые темнеющие и светлеющие тона.
Джек по-домашнему укрывал меня пледом, пусть и было тепло и читал что-нибудь из последних статей в своем издании. Он мог часами не отрываться от статьи, рассказывать, перечитывать одно предложение, обдумывая, что с ним не так, вспоминая при это миллион разных ученых, писателей, публицистов, делая сводки, звонки, входя в бешенство, если текст недостаточно хорош. Безумие. Безумие и блестящий запал, добавьте оранжевый цвет, глаза ребенка, и получите его, Джека. Я тогда думала, что буду, непременно, журналистом, и, обязательно, таким же хорошим, как он. Папа говорил, что журналист - это не профессия, а склад ума. В тот день я созерцала наглядный пример его словам. Чувствовать себя глупой неприятно, с одной стороны. А с другой, чувствовать себя умнее человека, которого любишь, неприятно вдвойне. Так что не знаю, кто из нас оказался в более странном положении, но мне чертовски нравилось смотреть на Джека в процессе работы. Кстати, это касается обоих Джеков. И нет, Jack Daniels не в счет.
Я посмотрела на него, потом на свой трезвонящий телефон - кроме маминых звонков на нем не было ни единого сообщения.
– Тяжело привыкнуть к вечному затишью, - сорвалось с губ.
– Прекрати скучать, - не отрываясь от статьи, произнес он тут же.
– Перестань дышать.
– Перестань думать о нем, хотя бы пока я рядом.
– Перестань, ты же знаешь, что я не люблю тебя, Макс.
– Перестань при "люблю" говорить Джек, а при "не люблю" Макс.
– Перестань говорить "перестань" .