Всем застрявшим в лифте
Шрифт:
Спальня с грохотом вернулась и остановилась совсем близко.
Через несколько дней она рассказала, что любимый Джимми нагадил на ковер в гостиной, и маман, убирая евоное дерьмо, обнаружила маленький, пластмассовый, беззащитный куёк, после чего она до сих пор лежит, пьет валерьянку и читает Ахматову.
КРУЗЕР, ОН ТОЖЕ ЗАСТРИЕТ
— Щас я тебе короткую дорогу покажу! — с нездоровой инициативой взревел Витя и с молодецким энтузиазмом крутанул
В душе у меня крякнул и зашевелился червяк сомнения. Точнее, даже не червяк, а цельная червячина. Этот самый червяк осуждающе смотрел на меня изнутри и сокрушенно. качал головой, как бы говоря, что короткая дорога, как правило, намного длинней, но в жесткой форме оборванный на полуслове червяк свернулся и затих.
А тем временем «Крузер» свернул с дороги и, пугая грызунов, начал углубляться в лес. В окна радостно долбились ветки деревьев, различные бурундучкй и бурундучки, пулеметом выплевывая из-за щек запасы, в ужасе выскакивали из-под колес и потом долго глядели нам в след, потрясая маленькими кулачками.
Нет, если вы подумали, что машина едет по лесу, то вы ошиблись. Она ехала по дороге. То есть не то что по дороге, а точнее, совсем не по дороге. Но и не совсем по лесу. Мокрая глина и колея, как два параллельных противотанковых окопа, и кочки, при заезде на которые кенгурин упирался в небо, а при съезде с них приходилось упирацца лицом в панель, если не успевал выставить вперед руки. Одновременно машина кренилась то вправо, то влево так, что создавалось реальное ощущение восьмибалльного шторма.
В общем, судя по всему, дорога действительно была короткой. По расстоянию. Но не по времени.
Кстати, теперь я точно знаю, что морская болезнь у меня атцуствует. А вот у моего водителя — нет. Но это так, к делу не относиццо.
Уже минут двадцать мы, как шхуна во время шторма с в стельку пьяным рулевым, корячились посереди леса, когда я, икая на кочках, поинтересовался:
— Вить а… Вить., тыж… говорил… что… тут… нормальная… дорога?
— Ну… да… нормальная… была… — удивленно икая, подтвердил он.
— А ты на чем тут ездил? — аццкое подозрение засквозило в моем вопросе.
— Дык… эта… на «Урале»… Нормально… все… было…
Не, ну ясный перец, на «Урале» тут вполне комфортно передвигацца, а вот на остальном. Но самая жесть крылась в том, что развернуцца было негде. Справа-слева деревья, задним ходом никак, а впереди — полная жопа.
Танки плакали за березками, глядючи, как «Крузер», неуклюже размахивая колесами и пердя дизелем, карабкался на очередную кочку.
— Витя! — осуждающе начал я обличительновоспитательную речь. — Виктор!
Я хотел многое сказать. Например, как это нехорошо ехать, не зная дороги. Как безответственно вот так херить чужое время. Как наивно надеяццо, что «Крузер» проедет по дороге для «Уралов». Я многое хотел сказать.
Но получилось только «Плядь!». Потому как суровый джип, не выдержав дороги, заскользил с очередной кочки назад по мокрой глине куда-то вправо, аккуратно уперся задним бампером в холмик и остановился. Не скажу, что машина стояла свечкой, но очень близко к этому. Потому, что морда машины почти упиралась в небо.
Беспомощные передние колеса весело крутились по глине и помогали нам, как суслик, подпряженный к тройке лошадей.
После короткого всплеска эмоций Витя радостно поведал, что и на «Урале» он тут застревал.
Услышав про «Урал», я сел голосом. Ежели и он умудрился тут застрять, то, блин, судьба моя ближайшая — это прогулка в костюме по мокрому лесу.
Для упорядочивания мыслей и определения глубины задницы, в которой мы оказались, я решил покурить на природе.
Полулежа на сиденье, почти на спине, я толкнул вдруг ставшую ужасно тяжелой дверь. Она приоткрылась на пару сантиметров. Напрягши сурьезную силищу, я двумя руками уперся в дверь и медленно отворил ее почти наверх. С наружной стороны отвалилось пару пудов грязи, немного облегчив мои старания.
Но все равно такая диспозиция меня не радовала. Полулежа, как космонавт в кресле, и держа двумя руками открытую дверцу, я размышлял, что делать дальше.
Но чу! Гениальная мыслища шустрой ящерицей метнулась по закоулкам мозга, и только хотела скрыцца в его темном уголке, как была поймана и осмотрена со всех сторон. Она была проста, как гороховый суп. Мне надо было всего-то шустро выскочить из машины, подальше от нее, а там дверка сама бы захлопнулась, а разлетевшаяся от нее грязь меня бы не доступа.
Не, грязь меня не достала. Разлетевшаяся которая. Но вот…
Короче, следуя собственной гениальной мысле, я вытолкнул тело в сторону дверного проема. Поза, в которой я покидал машину, напоминала оживший саксаул.
Элегантная черная лакированная туфля скользнула по грязному порогу и немного изменила первоначальный вектор. С ужасом понимая, что сейчас йопнусь прямо на глинистую дорогу, я немного задрожал и засучил ножкой. Это принесло видимый эффект, то есть я остался стоять на ногах в пяти сантиметрах от машины. Но луче бы я йопнулся. Потому что ничем не поддерживаемая дверь в ту же секунду, согласно закону физики, начала закрываться. Кстати, закон об ускорении тоже никто не отменял.
И все бы ничего, но на пути двери стоял я, весь такой величественный и загадочный.
— А это кто еще? — удивилась дверь.
— А это я, — подумал я, — и мне песец.
Кстати, давно уже подмечено, что в такие вот минуты я бываю на редкость прозорлив. Или плохие мысли иногда материализуюццо?
Не знаю, не знаю, но в этот раз я угадал точно. Песец и никто иной!
Не переставая удивляццо, немерено тяжелая от налипшей грязи дверь ахнула меня в душу и прочно припечатала к дверному проему.