Всемирный экспресс. Поезд ночных теней
Шрифт:
– Идите, а я подойду позже, – сказала она и, попрощавшись с Пегс и Касимом, вытащила из портфеля ключ от своего нового купе. На нём было написано «В1 К5», что означало: спальный вагон номер один, пятое купе. Едва Флинн дошла до него, как, увидев у двери перья и блёстки, сразу поняла, кто здесь живёт: Пегс!
Флинн облегчённо вздохнула. Тревога сменилась радостным волнением.
На эмблеме рядом с дверью было изображено сердце с заячьими лапками. Но сегодня там висела и другая эмблема: на металлической пластинке три параллельные полосы. Флинн провела кончиками пальцев по отполированному металлу.
– Что
У неё за спиной буковки под фотографией Флоренс Найтингейл, как всегда, ответили неизменным «озарение».
Улыбнувшись, Флинн открыла дверь. Как и при первом посещении, она оглядела чёрно-белые постеры на стенах с любимыми Пегс артистами оперетты и исполнителями свинга, парящее в воздухе смешение ниточек, пёрышек и танцующих световых точек. В голове не умещалось, что это купе теперь и её дом. Эта забитая вещами разноцветная комнатка, полная дружелюбия и тепла, казалась ей несбыточной мечтой.
Как и все купе учеников, купе Пегс представляло собой небольшую комнату с двумя кроватями-чердаками по обе стороны от широкого окна, перед которым стоял длинный письменный стол для двоих.
Повесив портфель рядом с правой кроватью, Флинн взлетела по четырём деревянным ступенькам наверх. Когда она была здесь в последний раз, кровать стояла незаправленной – теперь же на ней лежали три пухлые подушки и сине-зелёное покрывало. В душе у Флинн разрасталось тёплое чувство.
Она быстро соскользнула на ковёр, открыла шкаф под кроватью и стала развешивать на металлические плечики школьную форму: застиранную жилетку с вышитым по вороту именем «Оскар Уайльд», две пары светлых брюк, две светлые юбки, которые она наверняка ни разу не наденет, плотное полупальто классического кроя, два бархатистых свитера с выцветшей нижней кромкой – и три рубашки в полоску.
Мальчишеские рубашки! Старые мальчишеские рубашки! А вдруг какую-то из них носил Йонте? Эта мысль пришла так быстро, что Флинн уронила рубашки на пол. Поспешно склонившись над ними, она просмотрела воротники: на одном жёлтыми нитками было вышито «Никола Тесла», на другом – «К. Колет», а на третьем… У Флинн перехватило дыхание. Она погладила освещённое матовым вечерним светом вышитое на воротнике имя – «Й. Нахтигаль».
Йонте. Золотая кручёная нить по сине-зелёному фону. Неужели случайность?!
На трёх плечиках у неё в шкафу уже висели клетчатые рубашки, которые Кёрли выдал ей в первый день в поезде. Одна из них, жёлтая, как летнее солнце, тоже принадлежала Йонте.
Когда Флинн в тот самый первый день в поезде спросила об этом Кёрли, тот пришёл в бешенство: «Не твоё дело!» От него помощи ждать не приходится. И вот он уже во второй раз дал ей старую рубашку брата. Неужели действительно случайно?
– Я найду тебя, – пообещала Флинн, уткнувшись носом в мягкую ткань. Рубашка даже по-прежнему пахла Йонте! Правда, ещё стиральным порошком и пылью, но между золотыми полосками как воспоминание о её прежнем доме теплился запах васильков и корицы.
Флинн повесила рубашку в шкаф.
«Пи-ип, – пропищала вешалка и, дребезжа, сообщила: – Эту рубашку следует постирать! – Флинн закатила глаза, на что вешалка механическим голосом уточнила: – Эту рубашку срочно следует постирать!»
Флинн, закрыв шкаф, вышла из купе и отправилась в комнату отдыха.
– У меня появилось новое доказательство! – с ходу провозгласила она, обнаружив Пегс и Касима в углу комнаты отдыха. Оба сидели на пушистом ковре, играя, как и собирались, в нарды.
– Старая школьная рубашка Йонте, – запыхавшись, пояснила Флинн. – Мне её дал Кёрли. Она висит теперь в нашем купе.
Пегс от неожиданности чуть не уронила банку имбирснафа, и оттуда вырвался сладковатый пряный аромат.
– В нашем купе? – недоверчиво переспросила она.
На секунду Флинн стало нехорошо от мысли, что Пегс, возможно, и не хочет ни с кем жить в одном купе. Но Пегс тут же воскликнула:
– Йесссс! Именно об этом я и просила Даниэля! – И она победно вскинула вверх сжатый кулак.
Глаза Касима превратились в щёлочки.
– Ты наверняка подкупила Даниэля, – предположил он. – Турецким мёдом или ещё чем-то. Обычно он запихивает в одно купе тех, кто друг друга терпеть не может. Например, Стуре Аноя и меня. – Он протянул Флинн маленький бархатный мешочек, в котором что-то бренчало. – Это мой тебе приветственный подарок, – широко улыбаясь, сказал он.
Флинн озадаченно уставилась на мешочек у себя в руках. Красный с серебром, он поблёскивал в вечернем свете.
– Что за чушь! – запротестовала Пегс. – Родители ни за что не позволили бы мне кого-то подкупать. Ты же знаешь! – Она поднесла к губам банку с напитком, но Флинн увидела, что подруга лукаво улыбнулась.
Из радиоприёмника-шарманки Пегс опять кто-то вопил высоким голосом:
– «Ищу тебя повсюду я, адреса не зная, и без тебя, любимая, уже схожу с ума я…»
Два пятнадцатилетних павлина со своих кресел в другом конце вагона бросали на них раздражённые взгляды. Турнир между третьеклассниками был ещё в самом разгаре.
Флинн этого не замечала. Усевшись на пол рядом с Касимом, она вытряхнула себе на колени содержимое мешочка: это оказался разноцветный набор фишек для игры в нарды – дикая смесь из деревянных, стеклянных, янтарных и металлических костей. Некоторые поблёскивали серебром, словно собранная звёздная пыль, другие были на ощупь гладкими и тёплыми, а какие-то обладали свойствами магнита или потрескивали, как электрический разряд.
– Спасибо, – глядя на Касима сияющими глазами, сказала Флинн.
– Этот набор из отбракованных фишек я собрал для тебя. – Похоже, он был страшно горд собой.
Флинн знала ловкость рук Касима и опасалась, что на самом деле он украл фишки у других павлинов, но гнала от себя эту мысль.
Флинн радостно разглядывала разноцветные фишки. Одна из них была на ощупь особенно гладкой. Деревянная, она казалась простой и будничной, как прежняя жизнь Флинн в Брошенпустеле. Флинн крутила в пальцах фишку, пока взгляд её вдруг не упал на крошечные буковки, которые кто-то выцарапал на мягком дереве: «Смелей вперёд, ничего не страшись!»