Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1
Шрифт:
Византийские императоры считали себя наследниками римского Августа. Они сохранили многие римские обычаи, вроде триумфов. Считалось, что император выбирается народом, хотя это было только одной видимостью. Византийская монархия больше всего напоминала древние монархии Востока; монархия Ирана служила во многом образцом для византийских царей. Их власть не имела границ; царям было дозволено решительно все. Жажда власти, постоянные опасения ее потерять толкали их на акты жестокости, своей изощренностью превосходившие деяния деспотов древнего Востока. Появление императора перед народом рассматривалось как настоящее торжество. Во время приемов строжайше соблюдался этикет: царь восседал на высоком золотом троне, по бокам от него толпилась свита в богатых золотых одеждах. Смертные падали перед ним ниц. Византийцы придавали этикету огромное значение как средству упрочения авторитета власти. Император Константин Багрянородный описал торжественные выходы императора в особом
Рядом с императором второй крупной силой в Византии была церковь. Византийские императоры выставляли себя верными сынами церкви. В действительности они самовластно распоряжались церковными делами, утверждая патриархов по своему усмотрению. В этом Византия продолжала традицию древней Греции, где служители религии никогда не обладали политической властью. Византийская монархия не только обладала всей полнотой власти, но и оказывала глубокое влияние на церковь, на религиозные воззрения.
Представления иерархии светской, земной переносились на иерархию духовную. Спаситель, который, по древним легендам, будто бы исходил землю в сопровождении босоногих рыбаков и проповедовал простонародью, представлялся византийцами в качестве восседающего на небе царя. Его изображали в царских облачениях, с короной на голове. Около его трона ставили ангелов-телохранителей. Святые протягивали к нему руки, испрашивая милости, или падали перед ним ниц, как придворные при появлении государя.
Более независимо от монарха было монашество. Но оно покупало свою свободу ценой ухода от жизни. Уединенная жизнь монахов в скитах, вдали от города и его суеты, напоминала жизнь древних мудрецов кинической школы. Византийские монахи проповедовали бездеятельное существование, оправдывая его потребностью души в чистом созерцании.
Византийцы неизменно испытывали влечение к греческой философии. Философские размышления и догматические споры занимают умы в течение первых веков существования византийской церкви. Конечно, свободное изъявление и развитие своих убеждений, как в древности, было тогда невозможно. На вселенских соборах речь шла о правоверности или неправоверности различных учений. От членов общины требовалось не только соблюдение обряда, но и признание догмата всем своим существом. Первым и главным вопросом был вопрос о природе Христа и богоматери. Мнения постоянно менялись: одни и те же догмы то объявлялись ортодоксальными, то подвергались проклятию как еретические. Учение Ария, утверждавшего, что Христос, сын бога, был им сотворен, пользовалось особенно широким признанием среди варваров, чуждых всем тонкостям догматики. Впоследствии распространилось учение монофизитов, признававших лишь одно естество в Христе. На Эфесском и Халкидонском соборах (431 и 451 годы) победило мнение, которое философским учением о воплощении Логоса, мирового разума, пыталось обосновать миф о земной жизни Христа. В IX веке восточная церковь обособляется от западной. Поводом для этого была одна из формул символа веры. Но истинными причинами расхождения были различия во всем складе, в мировосприятии римской мирской церкви и более созерцательной церкви Востока.
Искусство занимало почетное место в жизни византийского общества. В Константинополе сохранились остатки византийских дворцов; лучший из них, Текфур-Сарай, относится к XIV* веку; есть сведения, что историческая живопись покрывала стены роскошных дворцовых зал. Однако все же светское искусство вряд ли играло большую роль в Византии. Церковь рано подчинила своему надзору художников. Еще Василий Великий высоко ценил живопись как средство распространения вероучения и считал силу воздействия живописи большей, чем красноречия. Церковные соборы уделяли особое внимание выработке канонических типов изображений. Все художественное творчество находилось под неукоснительным надзором духовных властей. Правда, художники пользовались в Византии почетом. В храме св. Апостолов мастер Эвлалий изобразил свой автопортрет в одной евангельской сцене. В ватиканском Менологии художники подписались под отдельными выполненными ими миниатюрами.
Византийское искусство неразрывно связано с церковным обрядом. В Византии трудно определить, где кончается священнодействие и где начинается художественное творчество. Византийское богослужение было символическим действием, которое напоминало молящемуся историю человеческого рода, рассказанную в писании. Каждое движение священника, каждый прочитанный текст или прозвучавшее песнопение рассматривались как намек на то или другое событие священной истории. При всем том в задачи византийского богослужения не входило создать перед глазами свидетелей обманчивое впечатление легендарной жизни, как это впоследствии было в средневековых мистериях. Изобразительное искусство Византии скоро отказывается от всякого подражания видимости и стремится к раскрытию сущности мира через его иносказательное обозначение. Все это не исключало того, что византийские мастера в своих произведениях проявляли наблюдательность и настоящее поэтическое вдохновение.
Происхождение византийского искусства очень сложно. Оно
Главными источниками, питавшими византийское искусство, были древняя Греция и Восток. Византийская столица, особенно в первые века ее существования, была настоящим эллинистическим городом. Ее улицы и обширные площади были окаймлены многоколонными портиками. Повсюду стояли античные статуи, произведения знаменитых мастеров древности. Языческие боги не смущали их своей наготой: византийцы имели достаточно терпимости к Гомеру и другим древним авторам и тонко ценили их поэтические красоты. Античные нравы были живой действительностью Византии. Недаром византийцы призывали богородицу на помощь в состязаниях на ипподроме и оправдывали свой азарт ссылками на пророка Илью, укатившего в колеснице на небо. На лучших византийских произведениях лежит отпечаток тонкой, чисто эллинской красоты и вкуса. Но это, конечно, не исключало того, что античные мотивы подвергались византийцами значительному перетолкованию.
В IV веке Григорий Богослов в ярких поэтических образах рисует картину весны: «Ныне небо прозрачно; ныне солнце выше и златовиднее; ныне круг луны светлее, и сонм звезд чище. Ныне примиряются волны с берегами, облака с солнцем, ветры с воздухом, земля с растениями. Ныне источники струятся прозрачнее, ныне реки текут обильнее, разрешившись от зимних уз. Луг благоухает, растение цветет, трава пресекается, и ягнята скачут на златых полях… Уже пасущие овец и волов настраивают свирель, наигрывают песнь и встречают весну под деревьями…» Все эти образы напоминают мотивы греческой поэзии (ср. 97). Однако для христианского проповедника они служат всего лишь средством обрисовать настроение пасхи. Праздник природы описывается как подобие церковного праздника.
Византия простирала свое могущество далеко за пределы монархии Александра. Страны Востока, которые входили в ее состав, — Малая Азия, Сирия, Египет, Месопотамия — питали византийскую школу. Византийцы учились у персов их придворному церемониалу, ввозили оттуда богатые ткани, украшенные орнаментами и фантастическими животными. Из Палестины в Византию привозились памятники, связанные с памятью о святых местах и в частности с церковью над гробом Христа. Из Малой Азии проникал тип купольной базилики. В Египте развивается в раннехристианское время так называемое коптское искусство; Египет был оплотом монашества, аскетизма. Здесь расцветает производство художественных тканей, резьба по дереву. Александрия, еще сохранившая обаяние эллинистического города, снабжала Византию иллюстрированными рукописями и резными слоновыми костями, исполненными редкого вкуса.
Было бы неверно на основании этого обилия источников считать византийское искусство несамостоятельным, а столичную школу византийского искусства малотворческой. На протяжении многих веков из Константинополя выходили лучшие произведения византийского искусства.
В V–VI веках Западная Европа была во власти варварства; даже в Италии, наводненной германскими племенами, почти оборвалась связь с древней традицией; лишь мозаики римской церкви Санта Мария Маджоре (V век) и фрески церкви Санта Мария Антиква (VII–VIII века) хранят память об античных формах. В эти века происходит первый и самый блестящий подъем византийского искусства. Оно достигает своего наибольшего расцвета при Юстиниане (527–565 годы). Юстиниан утверждает мировое могущество Восточной империи в Африке, в Италии и Южной Испании, укрепляет внутреннее положение, объединяет древние узаконения. При Юстиниане византийское искусство обретает свою полную самостоятельность.
Мавзолей Галлы Плакидии в Равенне относится еще к середине V века (125). Здание служило усыпальницей византийской принцессы, дочери императора Феодосия. Усыпальница с ее куполом, непроницаемыми стенами, низкими коробовыми сводами и склепным полумраком принадлежит к восточному типу сооружений. Массивность форм отличает ее от одухотворенности мавзолея Констанцы (ср. 121). Однако стены равеннской усыпальницы покрыты были внизу драгоценной мраморной облицовкой самых нежных оттенков, верхняя часть стен сверкает мозаиками и украшена пышным растительным орнаментом. В центре купола — символический крест, на стенах — фигуры мучеников на голубом фоне, над входом — выполненная в светлых тонах мозаика: Христос в образе пастуха среди овец и пейзажа. Эти мозаики еще довольно близки к катакомбной живописи с ее бледно выступающими из полумрака фигурами. Правда, святые в равеннской усыпальнице представлены как бы парящими на голубом фоне, но они выделяются ясными силуэтами и похожи на древних учителей-философов. Все это означает, что в усыпальнице Галлы Плакидии еще не вполне преодолены основы античного художественного мировоззрения.