Встреча на далеком меридиане

Уилсон Митчел

Был девятый час, когда Ник вошел в свой номер. Он не представлял себе, что уже так поздно. Он медленно снял пальто и шляпу, думая о том, что сегодня - день неожиданностей; ему вдруг захотелось под любым предлогом позвонить Гончарову, дать ему понять, что он дома, один, и что Валя вовсе не та женщина, насчет которой Гончаров шутливо прохаживался сегодня в институте. Но цель его была бы слишком явной, и, если для Гончарова это хоть сколько-нибудь важно, такой звонок рассердил бы его своей нарочитостью. Если тут есть какое-то недоразумение,

то пусть оно само разъяснится со временем. Ник решил не думать об этом и на всякий случай позвонил Анни - быть может, она уже дома. Анни взяла трубку почти сразу же, и ее "Алло?" прозвучало тревожным вопросом.

– Где ты был?
– спросила она.
– Я нарочно постаралась вернуться пораньше и все время жду твоего звонка. Я уже начала было придумывать другие планы на вечер.

Услышав ее голос, он опешил от неожиданности, и ему не сразу удалось объяснить, что он не рассчитывал застать ее дома, судя по тому, что она говорила ему утром. Анни ответила, что приготовила ужин и ждет его больше часа.

– Тогда я сейчас приеду, - сказал Ник.

Она показалась ему очень бледной и расстроенной. Они поцеловались, но Ник почувствовал в ней какую-то отчужденность. Он понял, что предстоит серьезный разговор, и у него заныло сердце. Войдя в комнату, служившую столовой, гостиной и кабинетом, он увидел сначала накрытый стол, а потом откинутые крышки двух пустых чемоданов.

– Ты хочешь есть?
– спросила Анни, проходя мимо него в маленькую кухню.

– Ужасно. А это почему здесь?

– Чемоданы?
– донесся из кухни ее голос.
– Я собираюсь укладываться.

– Зачем?

– Еду в Вену.

– Не может быть!
– недоверчиво сказал он после секундного молчания.

– Я в самом деле еду.

Он подошел к двери в кухню. Анни спокойно и деловито возилась у старой газовой плиты.

– Почему? Когда?

– Утром. Самолет улетает в пять часов.

– Но почему?

– Потому что я так хочу.
– Анни потушила газ под одной из кастрюлек, и, хотя голос ее был спокоен, казалось, что говорить ей трудно.

– Когда ты решила?

– Сегодня. Совсем недавно.

– Только потому, что я поздно тебе позвонил?

– Конечно нет.
– Взяв тарелку с холодной осетриной, она прошла в комнату и поставила ее на стол.
– Я думала об этом уже несколько дней. Но позвонила Хэншелу только сегодня.

– Совсем недавно?

– Да.

– Ты на меня сердишься?

– Нет.

– Вижу, что сердишься?

– Нет, не сержусь.

– Анни!

– Я же сказала, что не сержусь. Сейчас все будет готово. Хочешь водки?

– Анни, я говорю о Вене.

Она вскинула руки, как бы защищаясь от расспросов, но сразу же бессильно опустила их.

– Тут не о чем говорить, Ник, право же. Я просто решила, что мне полезно уехать сейчас на время из Москвы, а эта работа для меня интересна и к тому же хорошо оплачивается.

–

Но ведь это нелепо!
– Почему-то сейчас он мог думать только о второстепенных вещах.
– Во-первых, Леонард не может так вот сразу взять тебя на работу. Это сверхсекретное дело. Каждый, кто с ним работает, должен пройти бесконечные проверки. Ты засекречена?

– Нет.

– И ты думаешь, это можно сделать за несколько часов? Даже там, у нас, ФБР обычно занимается этим не один месяц. А то, что ты несколько лет живешь в Москве, не лучшая рекомендация. Кто же кого обдувает?

– Надувает.

– Надувает. Анни что ты с нами делаешь?

– Милый, я ничего не делаю. Просто мне надо взглянуть на все это издали. Я уеду на несколько недель, и это даст мне возможность увидеть себя со стороны. Себя и свою жизнь...

– И меня?

– И тебя. Ник, налей вина, пожалуйста.

– Если б я пришел часов в пять или шесть, ты бы не позвонила Хэншелу.

– Ошибаешься. Я бы сказала тебе, прежде чем позвонить ему, это правда. Но я знала, что вечером могу его и не застать, а мне хотелось, чтобы он успел подготовить мой отъезд.

Ник чуть было не сказал: "Но он же пригласил тебя только в расчете на то, что я брошу все и ринусь вслед за тобой. Это я ему нужен, а не ты". Но, пожалуй, сейчас это уже не так. Гораздо более вероятно, что он пригласил Анни потому, что ему нужна она, а до Ника, в конце концов, ему нет дела.

– И все действительно так, как ты говоришь?

– Что ты хочешь сказать?

– Не потому ли тебя тянет в Вену, что там будет Хэншел, - вот что я хочу сказать. Должно быть, глупо об этом спрашивать. Ты совершенно не обязана отвечать мне, даже если это правда.

– Если бы это было правдой, я бы тебе сказала.

– Но ведь ты едешь в Вену либо потому, что там будет то, что тебе нужно, либо просто хочешь развязаться с тем, что тебе здесь не нужно.

– Может быть, и по той и по другой причине. Ник. Собственно, так оно и есть. Ах, Ник, больше всего я хочу для тебя того, чего ты сам хочешь. Будь я в силах дать тебе это - что бы оно ни было, - я бы дала. Чего бы мне это ни стоило.

– Но ты мне это и даешь.

– Нет, - сказала Анни.
– Знаю, что нет. То, что тебе по-настоящему нужно, ты найдешь сам. Я уверена.

– Если бы я тоже был уверен!

– Непременно найдешь. Иначе и быть не может.

– Ну, хорошо, а потом что?

– Потом у тебя будет то, чего тебе хочется больше всего на свете.

– Я говорю о нас с тобой.

Анни пожала плечами.

– Пока не настанет такое время, говорить не о чем, Ник, лучше не давать друг другу обещаний сгоряча. И не надо просить никаких обещаний. Что сбудется, то и сбудется.

– Все это звучит гораздо серьезнее, чем "подожди несколько недель, пока я съезжу в Вену". Это звучит как милое, иносказательное "прощай навсегда".