Встречи на Сретенке
Шрифт:
В ресторане "Москва" Володька никогда не был, и его поразил огромный зал, расписанный высокий потолок, шумный оркестр... Они сели за столик, за которым уже сидел сильно пьяный пехотный капитан с девицей и шел крупный, громкий разговор.
Виктор заказал какой-то салатик, бифштексы по-гамбургски. Когда официант отошел от столика, капитан вдруг прохрипел своей соседке:
– Сука ты все-таки! Пристрелить мало.
– Что ты, Алешенька, ну за что?
– лепетала та.
– Знаешь за что, стерва, - капитан неверной рукой налил себе и залпом выпил.
– Ты, Алешенька, не пей больше... И не говори так. Что люди подумают?
– Плевать я хотел на этих...
– особо зло глянул капитан на Витьку. Все равно тебе не жить.
– Он тупо уставился на девицу мутным, тяжелым взглядом, под которым она вся сжалась и побледнела.
– Не дури, капитан, - сказал Виктор.
– Дай людям посидеть спокойно. Скандалить дома можно.
– Заткнись, падла тыловая! Пока мы там... вы здесь... Молчать!
– вдруг вскрикнул он.
Виктор спокойно вынул из кармана офицерское удостоверение и сунул капитану под нос.
– Смотри, какой я тыловик. Тоже капитан. И брось выкобениваться, - уже с угрозой произнес Виктор.
– Я выкобениваюсь!
– поднялся капитан.
– Да я вас всех, гадов, сейчас в расход пущу, - и с удивительной для пьяного ловкостью вырвал из кобуры пистолет, мгновенно оттянул затвор, загнал патрон в патронник.
– Сперва с ней разделаюсь, - и направил "ТТ" на девицу.
Та взвизгнула, отшатнулась с ужасом в глазах. Виктор перехватил руку капитана, пригнул книзу. Тот нажал спусковой крючок, раздался выстрел, и пуля ушла в пол. Володька резко и одной левой рукой завернул руку капитана за спину, тот замычал от боли, а Виктор, воспользовавшись этим, вырвал пистолет и привычным движением вытащил обойму.
Сбежался народ, несколько официантов... Володька, продолжая держать руку капитана, бросил девице:
– Давай чеши отсюда!
Та вскочила и побежала к лестнице, но спускаться не стала, остановилась там.
– Отпусти, - хрипел капитан.
Володька отпустил. Виктор налил стакан нарзана и дал капитану.
– Выпей и успокойся... Товарищи, - обратился он к окружавшим столик.
– Это случайный выстрел. Капитан думал, что пистолет не заряжен, ну и...
– Случайный...
– пробормотал один из официантов.
– Почитай, каждый вечер такие случаи. Вызови патруль, - обратился он к молоденькому официанту.
– Не надо, - попросил Виктор.
– Ничего же не произошло, обыкновенная случайность. Верно, капитан? Просто хотел попугать девчонку, пошутил?
Капитан, выпив нарзана, немного отрезвел, а отрезвев, струсил.
– Да, да, товарищи, - крутил он головой.
– Чистая случайность... Ну, дырка в полу... я заплачу... Сколько должен?
– Он полез в карман, вытащил пачку денег. Берите, сколько нужно!
– Пять сотен хватит?
– спросил Витька. Официант кивнул.
– Отсчитывай, капитан, нечего базар разводить.
– Ладно...
– официант спрятал деньги в карман.
– Только водки я капитану больше не подам.
– Конечно, - подтвердил Виктор.
– Ни грамма!
– Не буду я больше, - и капитан угрюмо налил себе воды.
Заиграл оркестр, народ отошел от их столика, начались танцы...
– Ну и болван ты, капитан! В войну живым остался, хватил в пехтуре до верха и под трибунал сам лезешь. Чего далась тебе эта девка? Ну, смазал по физике, если заслужила. Держи пистолет, магазин не отдам. Запиши адрес, приедешь завтра.
– И Виктор протянул пистолет.
– Черт с ним! Что же это я, братцы, совсем управление потерял, из сознания вышел? Развезло. Спасибо, что удержали и пистолет отняли. Спасибо. А где Сонька моя?
– Вон стоит у лестницы, - показал Володька.
– Пока, ребятки... Спать пойду... Спать, - и, пошатываясь, он пошел к своей Соньке, которая уже улыбалась ему.
– Ну, слава богу. Теперь хоть поговорим спокойно, - сказал Виктор.
– В институт пойдешь?
– А куда же?
– Я в армии останусь. Наша семья военная уже в каком поколении. Дед генералом был, отец империалистическую штабс-капитаном закончил, ну а в гражданскую сперва полком, потом бригадой командовал... Надеюсь, в академию попаду. Кстати, в то время, когда ты подо Ржевом был, мы совсем недалеко стояли, южнее только. Хватил я там тоже. С "сорокапяток" начинал, на прямой наводке, с пехотой в одном ряду. Ну, давай, - поднял он рюмку.
Володька чокнулся с удовольствием. Ему нравился Виктор, и не потому лишь, что был Тониным братом.
– Знаешь что, будем дружить независимо от того, как у меня с Тоней выйдет?
– Будем, - обрадовался Виктор и хлопнул Володьку по плечу.
– Ты настоящий парень...
– и вдруг спросил: - Володька, а ты в штрафной не из-за той девчонки попал? Юли, кажется?
Приметив Володькино замешательство, Виктор поспешно добавил:
– Если не хочешь, не рассказывай.
– Я расскажу, Виктор, - не сразу ответил Володька.
...После того письма, где Юлька писала, что понравилась какому-то майору, она долго молчала... Потом пришло наконец:
"Дорогой Володька! Я на передовой! Тут, конечно, страшновато, но зато вокруг очень хорошие ребята, здесь все мои братишки. Один сержант часто приходит к нам в землянку с гитарой и поет мне песенку про "девушку в шинели не по росту", которая "друг, товарищ боевой...". Да ты знаешь эту песню... Близость смерти очищает людей, и здесь ко мне никто не пристает... А тому майору я залепила пощечину. Надо было, разумеется, пойти к комполка и доложить обо всем, но я этого не сделала... Через несколько дней меня отправили на передний край в стрелковую роту, но ты не беспокойся, мы стоим в обороне, у нас хорошие блиндажи, а когда перебивает провод, то мальчики идут поправлять повреждение за меня..."
Бодрится Юлька, успокаивает его, думал Володька, зная, что такое стрелковая рота, хотя и в обороне, и в крепких блиндажах. Один-два обстрела тяжелой артиллерией или самолетная бомбежка, и разворочены будут все эти надежные блиндажи... Не успокоило Юлькино письмо, а осело тяжелым камнем на душе, и не было часа, чтобы не думал о ней.
Еще раз заикнулся он комбату о хотя бы двухдневном отпуске, чтобы смотать в Юлькину часть, но тот отказал вежливо, ссылаясь на то, что формирование закончено и вот-вот может быть приказ об отправке на передовую... Пришло еще одно письмо от Юльки, где писала она почти то же самое: хорошо ей здесь, ребята берегут ее, называют сестренкой, а кто постарше - доченькой... А через неделю другое, написанное ее подругой: Юльку убили, она захоронена около штаба полка... Остались у подруги письма Юльки и дневник, но по почте это посылать нельзя. Может, он приедет?