Встречи с амурским тигром
Шрифт:
Она остановилась в пронзительно звонкой тишине, и тигрята застыли. Слушали тайгу, но доносились лишь тихий шелест редких дубовых листьев, шепот хвои где-то около холодно мерцающих звезд да глухие переливы воды под ледяной броней ключа.
Ничего интересного не уловив, пошли, пружиня шаг, по звериной тропе дальше. И так бесшумно, как только кошки могут. Мать прилегла, и дети тут же, учительница спустилась к заледенелому и заснеженному ключу, и ученики неотступно за нею. Цепочкой, след в след. Когда Тигрице требовалось по какому-нибудь серьезному и ответственному делу идти одной, она бросала на тигрят мимолетный взгляд, тихим, утробно коротким не то «мяу», не то «уур» заставляла их залечь в терпеливом ожидании, и они не смели ослушаться, каким бы долгим ни было отсутствие матери.
Она учила своих детенышей не просто ходить по тайге, высматривая добычу, но и приобщала их к сложной науке «брать» ее. Такие уроки уже бывали: вернется за тигрятами и поведет к обнаруженному живому зверю. Покажет его. Потом усадит наблюдать, сама же начнет его скрадывать, стараясь оставаться на виду учеников. Самым главным в этих уроках было четко и ясно продемонстрировать заключительный акт охоты: молниеносные прыжки и могучую хватку, «успокаивающую» жертву так быстро, что не успевает понять несчастная, что происходит.
Случалось и такое: покажет подрастающему поколению добычу, уложит учеников в засаду, потом уйдет в обход, тихо, осторожно пошумит и направит зверя прямо на затаившихся юных охотников, чтоб те показали, на что способны… Однако слабым пока было у них умение поймать и умертвить добычу, плохо еще, долго валили они жертву.
Но ушла и вернулась Тигрица раз, другой, третий, а удачи все не было — случается ведь полоса невезения даже у очень опытных охотников. Вся семья хотела есть, но они умели терпеть, не мучаясь голодом и не скуля от обиды, потому что эти могучие полосатые совершенства от рождения преисполнены уверенности, что свежее мясо непременно и вскорости будет.
И снова отправилась Тигрица на поиски.
Беда случилась в глухую полночь, когда было так тихо, что слышались удары сердца, а «работали» лишь чуткие уши да вибриссы. Обонянием тигры, как все кошки, не могут похвастаться, и Матильда в густо набухшей темени на скромные возможности своего носа особых надежд не возлагала. Поэтому, а может и по иной причине, просто в силу того же невезенья, она угодила в петлю из стального троса, хитро поставленную в узком проходе между старым кедром и выворотнем, где раньше проходила много раз след в след.
Петля, настороженная и замаскированная елочками и мхом, сверкнула металлом перед мордой и остро запахла человеком лишь когда трос туго затянулся на шее. Могучий рывок оплошавшего зверя вперед, назад, вбок, вверх, вниз! Напрасно. Трос держал мертвой хваткой. И тогда звездную сонную тишину, которой еще мгновение назад, казалось, не будет конца и края, разорвал хотя и приглушенный петлей, но все же сильный и жуткий рев царя уссурийской тайги. Оставленные в густой щетке молоденьких елочек тигрята оцепенели в страхе, потому что по голосу узнали мать и догадались, что та попала в беду.
Тигрица сначала рвалась из петли беснующимся вихрем, а потом, натужно переведя стиснутое дыхание, стала изо всей силы тянуть трос в разные стороны, рвать его клыкастой пастью. Силы было много, упорства еще больше, но стальной трос оказался крепче и этой силы, и этого упрямства.
Измотавшись в первой бешеной попытке освободиться из ловушки, Матильда рухнула, со звоном вытянув трос. Она свирепо сузила глаза и открыла белозубую пасть, чтобы облегчить трудное дыхание. В лихорадочной коловерти мыслей замельтешило беспокойство за котят, замелькали былые картины суровой таежной жизни, кровавые стычки с недругами и просто всевозможные трудности. Но вот такого еще не было.
Бессильно затихнув, Тигрица прикрыла глаза и увидела цепкой звериной памятью, как беспечно шел тогда по тропе этот злой и коварный человек, как приблизился к ней, затаившейся за валежиной, настолько, что она ухватила его резкий запах, заметила недоброе выражение глаз, услышала его сиплое дыхание… Вспомнила, как близко подходил он к ней, залегшей у избушки. Этот ужасный трос хранил мерзкий запах того человека. И теперь желание прыгнуть на него стало таким неодолимым, что она взвилась в прыжке. И снова забилась, и опять глухо зарычала, но рык скоро перешел в стон.
Было обидно: «Что плохого я ему сделала? Мешала? Брала не свое? Ведь много раз могла его придавить легко и без риска, но не трогала. Почему же он не принял мои предупреждения и предложения не переходить друг другу дорогу?» И опять в злобе и остервенелой ярости забилась, затряслась Тигрица в железной петле, неумолимо цепко державшей ее.
Рухнула. Перевела дыхание. Опустила голову на лапы, забрала натянутый трос в рот и стала грызть его. Крепки и остры зубы тигра, могучи его челюсти. Кость режут, как ножницы нитку. Но трос этой силе оказался неподвластен. Крошились зубы, кровоточили десны, а трос не поддавался. Тогда опять встала несчастная на ноги, опять натянула его до звона, и опять забилась, заметалась, задергалась в ожесточенном отчаянии… О, если б ей знать об этом заранее!..
Вода камень точит. Дерево, к которому была намертво привязана петля, свалить или перегрызть оказалось невозможно, нельзя было и порвать эту сталь. Но случилось непредвиденное: трос в бесчисленных сильных рывках могучего зверя нет-нет да и перекручивался на излом в одном и том же месте, тронутом ржавчиной. Перетерлась одна проволочка, другая, вот уже затопорщилась целая прядка, вторая, третья, а три последние лопнули при очередном рывке Тигрицы.
Почувствовав свободу, Матильда бросилась к детям, но… петля по-прежнему душила, а конец оборванного троса волочился, сплетаясь цепкими проволочными прядями с хвостом. Перевернувшись на спину, Тигрица стала остервенело рвать петлю лапами, грызть ее конец, но от этого лишь больше крови лилось из изодранной сталью и когтями шеи и пасти. Петля как бы приварилась к шее, намертво закрепилась на ней резким изгибом троса, спутанного слипшейся от крови шерстью.
…Тигрята радостно бросились навстречу матери, но та не разделила их восторга. Она обессиленно улеглась, положив голову на вытянутые лапы, и трудно вздохнула. Ее силы здорово поубавились, а через туго сдавленное горло воздух проходил с хрипом и свистом, отчего дыхание было загнанным и поверхностным. Так и дышала, так и лежала, так и думала. Час, другой. День, второй, третий. Мать слабела, у детей подводило животы. Их красивые полосатые шкуры портили выпирающие ребра.
Хоть и царская, но несладкая жизнь у уссурийского тигра. Одна зима чего стоит, в такую стужу попробуй без обильного корма выживи. Погибнуть здесь от голода и стопроцентно умелому охотнику не заказано. Можно пострадать и от медведя, и от секача, даже от лося и изюбра, если не соблюдать осторожность. Но никакая предусмотрительность не в состоянии уберечь зверя от козней человека. Как можно было избежать этой петли — такой крепкой и такой беспощадной?