Встречи с амурским тигром
Шрифт:
В другой раз она шла по тропе берегом реки без всякого внимания, потому что была сытой и двигалась к своему логову, а река ревела на перекате и слепила множеством отраженных солнц. И в упор наткнулась на рыбака — подошла к нему на несколько шагов. Не испугавшись, она спокойно завернула в реку, а когда спускалась с берега, человек со страху уронил в воду длинный тонкий хлыст из тальника и обрызгал им Тигрицу. Ну и что же? Она царственно перешла на другой берег и продолжила путь. Даже не обернулась: стоит ли обращать внимание на столь слабое и трусливое существо?
Или еще был случай. Отдыхала она у своей добычи и вдруг услышала шаги подходящего к ней человека. Судя по всему, шел он беспечно, ни о чем не думая, хотя и имел за спиною оружие. Он мог в своей беспечности, чего доброго, и наступить на Матильду, и потому она предупредительно рыкнула… Никогда не думала она, что двуногие могут так прытко взбираться на деревья — будто черный белогрудый медведь-древолаз.
В тот раз Тигрица наблюдала за ним долго в упор, с неизменным интересом. И вполне могла стащить его на землю. Но опять-таки, зачем? Он дрожал, слабел и вот-вот мог свалиться, и потому царица деликатно ушла от него, предоставив ему возможность уйти на свои земли, в свои владения, в свой странный и непонятный мир. Противоестественный для нее.
Ей долго было невдомек, почему мать внушала необходимость избегать встреч с людьми. Поняла позже…
Однажды тихим и ясным осенним днем она отдыхала на высоком утесе, с которого очень зорким глазам в прозрачном после листопада лесу все было видно далеко и отчетливо. Сначала она заметила бурую глыбу медведя — того самого, который жил неподалеку и с которым она держала вооруженный нейтралитет. Он собирал под дубами желуди. А чуть позже увидела подкрадывавшегося к нему человека. Потом тот на ее глазах пустил в медведя дым, пламя и грохот. Верзила осатанело взревел, закрутился на земле, хватая себя за бок, а вскоре вытянулся и застыл. Долго наблюдала Тигрица, как человек превращал медведя в груду мяса, и ловила себя на мысли, что двуногий зверь не слабее ее. Даже во многом сильнее и ловчее, если валит громилу медведя с расстояния, не дотрагиваясь до него.
И с той поры Тигрица твердо усвоила, что этого хлипкого телом существа все же стоит остерегаться и что мать была права: слабые эти двуногие, но в то же время и такие сильные. И еще она поняла: все их могущество в тех штуковинах, которые вместе с огнем и грохотом извергают смерть, достающую издали.
Довелось ей немного позже выйти на след своей матери, жившей по соседству с другими своими малышами. Увидела, что по этим следам, явно их преследуя, двигалось несколько человек со сворой собак. С тех пор она не встречала ни мать, ни ее следов, ни котят.
И сравнительно недавно спешила Матильда к своему проголодавшемуся выводку, несла им в зубах косулю. Уже переплыла с добычей речку и выбиралась на берег, как перед глазами что-то резко взвизгнуло и ударило в камень с такой силой, что тот развалился, брызнул искрами и крошевом. И тут же донесся знакомый грохот, издаваемый человеком, и только им.
Не со страху, конечно, но по благоразумию Тигрица метнулась к стене прибрежного кустарника, однако добычу не выпустила. В первом порыве мелькнуло: наказать покушавшегося на жизнь! Но, остыв, подумала о детях. Собою можно было бы и рискнуть, да ведь случись что — погибать и малышам. И пошла к ним, решая увести их от греха подальше, в места поукромнее, потому что главным в жизни считала — вырастить наследников.
Осенью Матильда уводила двух своих детенышей из мест, ставших такими неспокойными. Шли вдоль мощного потока Алчана, встречь его шумному течению. Шли три дня, до тех пор, пока не исчезли дороги и пни. Приметила Тигрица одинокую избушку и суетливого мужика-охотника с ружьем, но смекнула своим звериным умом, что в этом богатом кабанами и изюбрами месте не будет им тесно.
Материнская осторожность побуждала тигрицу присматриваться к охотнику. Она несколько раз наблюдала за ним у избушки и на тропах, а дважды, затаившись, пропускала его мимо всего в двух прыжках. Она могла смять хрустко и легко, но соблюдала закон уссурийских тигров: человек не должен быть добычей.
Да, «приняли» уссурийские тигры такой закон, хотя, вспомните, не такие уж и далекие их предки относились к человеку без почтения, и он тигриной добычей становился вовсе не случайно. А полосатые собратья из жарких стран и по сей день не признают такого закона, и вкус человеческой крови им доселе ведом. Почему? Может быть, уссурийский тигр не только крупнее и сильнее, спокойнее и уравновешеннее, но и умнее своих более темпераментных и злых южных сородичей? Судя по поведению Матильды, это вне сомнения. И как было бы здорово, если б и люди строго соблюдали аналогичный закон: «Тигр не должен быть добычей». Но нет же…
…Обосновалась Тигрица с выводком в вершине сумрачного ключа, где горы густо и плотно прикрыты потоками тайги, еще не обезображенной людьми, где полно всякого зверя. Нашла там места для уютных убежищ, натоптала тропы, выбрала переходы и засады, охотничьи участки, наблюдательные пункты — словом, все, что требовалось тиграм. Умело добывала изюбров и кабанов, водила своих детенышей от одной добычи к другой. Ели, спали, играли. Росли и учились. Все шло по заветам тигриной жизни.
Но однажды, в первый после раннего снегопада день, Матильда почувствовала враждебность соседа-охотника: оказывается, он ходил по их недавним следам и даже зачем-то стрелял в их сторону. Из предосторожности она увела тигрят в недоступную человеку скалистую вершину ключа, а сама ощетинилась тревожной бдительностью. Но человек не приходил день, другой, третий… И Тигрица успокоилась.
Потом, когда уже много раз покрывались снегом следы, охотник стал бывать в тигриных владениях чаще, однако Матильда решила, понаблюдав за ним, что ходит он трусовато, кроме соболей ему ничего не надо, а эта мелкота ее нисколько не интересовала. И опять решила Тигрица, что вполне могут они жить сами по себе, не мешая один другому. Как когда-то с тем бурым медведем — в вооруженном мире.
И все же на всякий случай в том месте, где охотник ходил по их следам, она несколько раз прошлась по его свежей тропе, чтобы знал он: намерена Тигрица платить ему тем же, что тоже интересуется его делами, а будет необходимость — и более строгие меры примет. Матери для защиты детей многое дозволено.
Но не сделал этот человек выводов из тигриных предупреждений: опять ходил по следам Матильды, определенно интересуясь ею. Она, возмутившись, тут же предприняла ответные меры: «взяла» его свежий след и прошла по нему до самой избушки. И еще раз подпускала к себе на расстояние уверенного атакующего броска. Чтобы утром тот, оглядевшись, уразумел: была, могла задавить, но не тронула. Значит, приходила предупредить, что зла не желает, но за себя, в случае чего, постоять может.
…Матильда осторожно вела уже полувзрослых тигрят по ночному зимнему лесу, обучая их премудрости жизни. Предельно внимательная и чуткая, налитая тугой гудящей силой, она была готова в любой крохотный взрывной миг пустить в ход всю свою мощь и совершенные орудия нападения. А немного позади за этой грациозно-легкой громадной силой послушно и безбоязненно, один за другим, мягко и вроде бы шаловливо, как и подобает в полудетском возрасте, шагали прилежные ученики. Они на всю жизнь с «полуслова» и полувзгляда усваивали материнские уроки, ее повадки, манеры, умение ходить и высматривать. Учились предусмотрительности и благоразумному бесстрашию. Всему, без чего тигру в тайге не прожить.