Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах
Шрифт:
журналистов должен был подготовить отчет об английских военных достижениях.
Занимать группу в свободное время было поручено лорду Дебри, человеку, с которым
писатели не имели ничего общего. Я услышал забавный и ироничный рассказ о пикнике, организованным тем лордом.
8
Чуковский был литератором высокого класса, завоевавшим известность еще до
большевистского переворота. Он, человек левых взглядов, приветствовал революцию. Но
впоследствии, как
гонений со стороны властей. Есть много способов сохранить здравый ум в условиях
деспотизма. Чуковскому это удалось благодаря своего рода ироничному отстранению от
политики, определенной осторожности и огромной стойкости характера. Его решение -
ограничить себя сравнительно безопасной областью русской и английской литературы
девятнадцатого века, детскими стихами и переводами - возможно, спасло его самого и его
семью от страшной участи многих его друзей. Он доверил мне свое сокровенное желание: он мечтал прочитать автобиографию Троллопа. Приятельница Чуковского Айви
Литвинова, жена Максима Литвинова, (бывшего министра иностранных дел, а теперь
посла в Соединенных Штатах, проживающего в Москве), уже пыталась помочь ему. Но
она не могла найти собственный экземпляр и считала, что в обстановке постоянной
слежки и подозрений опасно высылать книгу из Европы. Но может быть, я смогу найти
способ? Он бы тогда не остался в долгу. Несколько месяцев спустя мне и в самом деле
удалось передать Чуковскому автобиографию Троллопа, чем я заслужил его глубокую
благодарность. А тогда на приеме я обратился к нему с ответной просьбой: не мог бы он
познакомить меня с Борисом Пастернаком, чей загородный дом, как и дача самого
Чуковского, находился в Переделкино? Мой собеседник ответил, что глубоко ценит
поэзию Пастернака и уважает его как человека, но есть определенные трения в их
отношениях. Например, Пастернак не признает интереса Чуковского к гражданским
стихам Некрасова и писателям-народникам конца девятнадцатого века. Позиция
Пастернака, поэта чистого и бескомпромиссного, не допускает ни малейшего соглашения
с советским режимом, и в особенности - с системой литературных заказов. Но в данный
момент он в хороших отношениях с Борисом Леонидовичем и постарается организовать
встречу. Чуковский пригласил меня к себе в ближайшие дни.
Потом я понял, что с его стороны это был весьма смелый, даже безрассудный шаг.
Ведь общение с иностранцами, особенно представителями официальных миссий, было без
преувеличения очень опасно и, зная это, я впоследствии старался избегать личных встреч
с советскими гражданами. А между тем, многие из них, пренебрегая риском, как раз
стремились к подобным знакомствам: интерес к Западу и желание установить контакты с
иностранцами побеждали страх. Некоторые, правда, предпочитали соблюдать
осторожность. Я относился к этому с глубоким пониманием, особенно, если это были
граждане, не пользующиеся известностью на Западе, которая часто служила более или
менее надежной защитой.
Как часто я мучался угрызениями совести при мыслях о возможных последствиях
своего общения, я не мог простить себе, что не удержался от соблазна новых встреч или
поверил своим знакомым, что им - по их собственным убеждениям - не грозила ни
малейшая опасность. Большинство из тех людей казались мне симпатичными, интеллигентными, честными и отзывчивыми. Они поражали меня оптимизмом, несовместимым с их жизненными обстоятельствами, неподдельным интересом к жизни по
ту сторону границы и стремлением установить простой человеческий контакт с
пришельцем из другого мира, говорящим на их языке и, как им казалось, понимающим их.
К счастью, я ни разу не слышал о том, что кого-то из них арестовали, или о более
страшных мерах. Но до меня доходили слухи о преследованиях и проблемах, причиной
которых могло быть общение со мной. Достоверно это никогда не станет известным, тем
более, что и сами жертвы часто не знали, за что несут наказание. Смею надеяться, что эти
люди не испытывают злых чувств к иностранцу, нечаянно и по незнанию, вовлекшему их
в беду.
9
Моя поездка в Переделкино должна была состояться неделю спустя после
вышеописанного приема. За это время на другом фестивале в честь Пристли (которому я
на все жизнь благодарен за невольно оказанное мне содействие) я встретил мадам
Афиногенову, венгерско-американскую танцовщицу, вдову драматурга, погибшего во
время воздушного налета на Москву в 1941 году. Афиногеновой было официально
поручено создание салона, где иностранные гости могли встретиться с деятелями
культуры. Она пригласила и меня, и у нее я познакомился с несколькими писателями.
Наиболее известным из них был поэт Илья Сельвинский. Когда-то его окружали почет и
слава, но это, как позже рассказал мне Пастернак, осталось в далеком прошлом.
Сельвинский имел смелость высказать свое мнение о социалистическом реализме.
Охарактеризовав его как прогрессивный жанр в искусстве, он заметил, что все-таки было