Встречи во мраке (Сборник)

Куин Эллери

— О, несомненно,— поспешно прервал его инспектор.— А Гульда Доорн понимала, какая репутация у ее дяди?

— Думаю, что да. Но, очевидно, это ее страшно огорчало, она никогда не говорила об этом даже...— он сделал паузу,— даже со мной.

— Скажите,— спросил Эллери,— сколько лет этой юной леди?

— Гульде? О, девятнадцать или двадцать.

Эллери обернулся к доктору Минчену, который тихо сидел в дальнем углу комнаты, наблюдая за происходящим и не говоря ни слова:

— Джон!

Врач вздрогнул.

—

Наступила моя очередь? — спросил он, криво улыбнувшись.

— Едва ли. Просто я хотел отметить, что мы, кажется, столкнулись с одним из редких гинекологических феноменов. Вы как будто говорили мне утром, еще до убийства, что Эбигейл было больше семидесяти?

— Да. Но что вы имеете в виду? Гинекология изучает женские болезни, а у старой леди их не было...

Эллери щелкнул пальцами.

— По-моему,— заметил он,— беременность позже определенного возраста должна иметь патологическую

причину... Очевидно, миссис Доорн была во всех отношениях замечательной женщиной... Кстати, что известно о покойном мистере Доорне,— я имею в виду супруга Эбигейл Доорн? Когда он покинул этот мир? Я ведь редко читаю светские новости.

— Около пятнадцати лет назад,— вмешался Морхаус.— Так что, Квин, все ваши гнусные инсинуации...

— Мой дорогой Морхаус,— улыбнулся Эллери,— неужели вам не кажется странной подобная разница в возрасте между матерью и дочерью? Вы едва ли можете порицать меня за мое вежливое изумление.

Морхаус казался расстроенным, и инспектор решил снова взять инициативу в свои руки.

— Постойте! Так мы никогда не доберемся до сути дела. Я хочу услышать что-нибудь об этой Саре Фуллер, которая сидит сейчас в амфитеатре. Каково было ее официальное положение в семействе Доорн? Мне это не вполне ясно.

— Она была компаньонкой Эбби почти 25 лет. Довольно странная особа. Капризная, деспотичная и до фанатизма религиозная. Уверен, что слуги ее терпеть не могут. Да и с Эбби она всегда ссорилась!

— Ссорилась, вот как?—заинтересовался инспектор.— Почему?

Морхаус пожал плечами.

— Кто знает! Наверно, просто от нечего делать. Эбби, когда раздражалась, часто говорила мне, что она намерена «прогнать эту женщину вон», но почему-то так этого и не сделала. Очевидно, она к ней просто привыкла.

— А слуги?

— Уверен, что для вас они не представляют никакого интереса. Дворецкий Бристол, управляющий и несколько горничных — вот и все.

— Мы, кажется, приближаемся,-— пробормотал Эллери, зевнув и скрестив ноги,— к тому неизбежному в каждом расследовании убийства моменту, когда становится необходимым наводить справки о завещании. Рассказывайте, Морхаус.

— Боюсь, что это гораздо скучнее, чем вы думаете,— ответил адвокат.— Здесь нет ничего зловещего и таинственного. Все абсолютно ясно. Никакого наследства давно потерянным родственникам в Африке и прочей ерунды... Основная часть состояния переходит Гульде. Гендрику будет открыт солидный кредит— гораздо более щедрый, чем заслуживает этот старый боров,— который позволит ему беззаботно прожить остаток своих дней, если только он не поставит своей целью осушить весь запас спиртных напитков в Нью-Йорке. Сара Фуллер тоже получает неплохое наследство — крупную денежную сумму и большой пожизненный доход. Слугам также достанется немало. Госпиталю завещан колоссальный капитал, который на много лет гарантирует ему надежное существование.

— Все как будто в полном порядке,— пробормотал инспектор.

— А я вам что говорил? — Морхаус беспокойно заерзал в кресле.— Ну, давайте покончим с этим... Должно быть, джентльмены, вы удивитесь, узнав, что доктор Дженни упомянут в завещании дважды.

— Что? — Инспектор резко выпрямился.

— Два отдельных наследства. Одно персональное. Дженни был протеже Эбби еще тогда, когда он в первый раз взял в руки бритву. Другое — как часть фонда госпиталя, который позволит Дженни и Кнайзелю продолжать исследования, над которыми они совместно работают.

— Стойте, стойте! — прервал его инспектор.— Кто такой Кнайзель? Я впервые слышу эту фамилию.

Доктор Минчен подвинул свое кресло вперед.

— Я могу рассказать вам о нем, инспектор. Мориц Кнайзель — ученый, кажется, он австриец, который разрабатывает вместе с доктором Дженни какую-то сногсшибательную теорию — по-моему, касающуюся металлов. У него есть лаборатория на этом этаже, специально оборудованная для него Дженни, и он торчит в ней день и ночь. На редкость упорный тип.

— А что именно представляет из себя это исследование? — спросил Эллери.

Минчен выглядел смущенным.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь знал об этом досконально, кроме Кнайзеля и Дженни, а они не болтают лишнего. Лаборатория—это объект шуток всего госпиталя. В ней не был ни один человек, кроме Дженни и Кнайзеля. Это комната с массивной двойной дверью, толстыми стенами и без единого окна. От внутренней двери существуют только два ключа, а чтобы добраться до нее, нужно знать код замка наружной двери. Ключи, разумеется, хранятся у Кнайзеля и Дженни. Дженни строго запретил входить в лабораторию,

— Тайна за тайной,— пробормотал Эллери.— Мы словно попали в средневековье!

Инспектор резко повернулся к Морхаусу.

— Вы об этом ничего не знаете?

— О самой работе ничего, но я могу сообщить вам об одном новом обстоятельстве, которое может вас заинтересовать.

— Одну минуту,— инспектор сделал знак Вели.— Пошлите кого-нибудь привести сюда этого Кнайзеля. Нам придется побеседовать с ним. Держите его в зале, пока я не вызову.— Вели выглянул в коридор, отдал распоряжение кому-то из детективов.— Итак, мистер Морхаус, вы собирались рассказать нам...