Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
8. Выросли ноги!
– Так значит, профессор научился реплицировать людей?
– спросил Ватсон, когда Холмс замолк.
– Видимо, да. Из этических соображений, либо по просьбе женщин он изготовил две реплики Мартена. И мадмуазель Генриетта, мадам Пелльтан и Люсьен спали не с одним Делу, но индивидуальными.
– Значит, он все же научился...
– проговорил Ватсон заворожено.
– А давайте посмотрим, один из эпизодов?
– Давайте, - устроился в кресле Ватсон.
Холмс энергично нюхнул из пузырька, откинул голову. Спустя минуту он монотонно говорил:
–
– Он жив!
– на пятом часу операции восклицает девушка за пультом.
– А как же, - самодовольно отвечает Перен, продолжая копаться в человеке.
Проходит неделя. Человек лежит, опутанный проводами и трубками. Он в бессознательном состоянии. Сутками напролет вокруг копошатся люди в белых халатах, жужжат аппараты, булькают капельницы. В одной из них раствор, изготовленный на основе си-си-эйч. На вторую неделю человека помещают в герметичную полупрозрачную капсулу, напоминающую котел с крышкой, напускают в нее голубую жидкость. Затем красную. Проходит какое-то время, человека вынимают, кладут на стол. Спустя какое-то время он оживает. Ба! да это же старина Мегре! Вот комиссар уже в своей палате, смотрит в окно, думая, что он за человек. Тем временем вертолет привозит другой труп. Это человек по фамилии Лекок, лишившийся в автокатастрофе ног, а вместе с ними - и жизни. Перен качает головой – этого хирургическим путем не оживить. Лекока помещают в капсулу. Напускают в нее голубую жидкость. Затем, откачав ее, красную. Через три дня - голубую, ту самую, в которой три дня пребывал Мегре. Как только жидкость обесцвечивается - на это уходит неделя - напускают красную, тоже от Мегре. И вот, все кончилось – готовится извлечение тела. Это торжественный момент, и потому у всех в руках бокалы шампанского. Лежанка выезжает из капсулы. Господи, Ватсон! У Лекока выросли ноги! И он дышит! Вот это профессор! Вот это Перен! Все этому аплодируют, медсестра снимает с лица человека марлевую повязку. Боже мой! Он как две капли воды похож на тридцатилетнего комиссара! Вот дела! Профессор превратил жертву автокатастрофы во второго Мегре! И, похоже, для нашего Лекока это вовсе не конец: жидкости, в которых его вымочили, отправлены в холодильник. И, как только поступит очередной труп, Лекок воплотится.
Очувствовавшуюся копию Мегре окружают герои выигранного сражения со смертью. Поздравляют, похлопывают по плечу. Говорят, что время теперь над ним не властно. Наливают шампанского. Однако новенькому не по себе. Он постоянно озирается, ибо что-то странное слышит и чувствует. Профессор говорит, что это нормально.
– Между вами, двумя Мегре, чувственная связь, похожая на связь меж однояйцовыми близнецами, только сильнее, - сообщает он.
– Она поможет вам стать настоящим Мегре.
– Это будет всегда?
– спрашивает глазами Мегре, не умеющий еще говорить.
– Нет. Первый Мегре скоро умрет.
– Почему?!
– Видите ли, мы его починили, починили, как могли, чтобы получить эссенцию, трансформировавшую Лекока в вас. Но, сами понимаете, изношенный организм восстановить на сто процентов невозможно, максимум на четверть. Но вы не огорчайтесь. Как только он умрет, мы превратим его в новехонького Лекока, и гуманизм восторжествует.
Второй Мегре безмолвно радуется. Занавес падает.
– Ну, как вам мой рассказ?
– закурив трубку, спросил Холмс товарища. Ватсон раскрыл глаза, промямлил:
– Похож на небылицу. Этот котел с крышкой, в которой Перен оживлял Мегре, напомнил мне утятницу. И еще котел бога Брана из кельтских мифов. Из него павшие воины выходили воскресшими, но немыми.
– Вполне возможно, я что-то присочинил. Однако все остальное – правда.
– А этот подвал мадмуазель Генриетты? Вы ничего о нем не сказали…
– Вы же знаете, Ватсон…
– Что я знаю?
– О моем отношении к этим штучкам с заведением одного полового органа в другой или куда придется… Это скабрезно на мой взгляд.
– Хорошо, не будем об этом. Скажите мне, Холмс, вы уверены, что все это в действительности происходило в Эльсиноре?
– Так легли факты в окружающем нас прошлом, мой друг. Факты, почерпнутые интеллектом из коробки, когда-то бывшей пристанищем электробритвы.
– Да, пожалуй, они не могли лечь иначе, - согласился Ватсон поразмыслив.
– Но объясните, почему всамделишный Мегре не изложил их на сборище у мадмуазель Генриетты? Почему он предпочел участвовать в фарсе, устроенном профессором?
– Все просто. Профессор вынужден был устроить фарс, чтобы агенты господина N. не узнали деталей его деятельности, в частности, то, что он вытворяет со своими пациентами и трупами. К тому же Катэр, как мне кажется, внушил Перену, что Мегре – человек господина N. Мегре же, почти все прознав, подыгрывал профессору и его труппе.
– Вы думаете, комиссар знал, о том, что умрет и воскреснет?
– Думаю, он верил, что все кончится неплохо.
– Послушайте, а эти окровавленные волоски в кладовке под названием Чрево? Что, Генриетта сама их клеила?
– Разумеется! И сама же поранила себе голову. Представляю, как иронически она улыбалась, когда Мегре рассматривал рубец.
– Театр!
– Знаете, Ватсон, что я сейчас увидел?
– Что?
– Как наш Мегре озадачился ночными явлениями Моники. Озадачился, подумал и понял, что спит она вовсе не с ним, а с новым Мегре. И новому же Мегре рассказывает о себе и Юкио Мисиме.
– Это фантастика, Шерлок.
– Да, мой друг. Все это фантастика. Но, думаю, реальности в ней много. Боюсь, в конце нашего с вами расследования, ничего фантастичного в этой истории не останется вовсе.
– Это может случиться по двум причинам.
– По каким двум причинам, Ватсон?
– Если профессор Пикар проделает с вами то же самое, что с Мегре, вы станете молодым и полным сил Шерлоком Холмсом, неподвластным времени, то вряд ли вы сочтете это фантастикой. Если же окажется, что Эльсинор есть некое сугубо земное предприятие, в котором делают не будущее, но деньги, то вы тоже вряд ли сочтете это фантастикой.
– Вы правы. Однако думаю, сейчас нам стоит думать не об этом, но продолжить расшифровку событий, происшедших в Эльсиноре шесть лет назад. Знаете, Ватсон, к своему стыду я не вполне понимаю мотивы Джека Потрошителя, то есть отца Падлу и Каналя? Почему они татуировали пациентов?