Вся жизнь - поход
Шрифт:
– Время линейки закончилось. Дадим Сергею Михайловичу слово?
– Дадим!
– кричали ребята. Они любили Сергея Михайловича, хотя ни в грош не ставили его советы.
План нашей работы был составлен так, что почти ежедневно половина отрядов была в походах, а половина в лагере. На троих воспитателей легла большая нагрузка: две девушки выводили на маршрут по одному отряду, а мужчина - географ - возглавлял сразу два. Вернувшись, воспитатели получали два дня отдыха - только какой это отдых, если надо оформлять материалы похода и готовиться к вечернему отчету, да еще судить различные соревнования! Подозреваю, что воспитателям было даже легче в походах, чем в нашей лагерной суете; во всяком случае, они с радостью уводили на маршруты новые отряды. Мы знакомились с районом в радиусе 25-30 километров от нашего лагеря, составляли карты маршрутов и описания к ним в расчете, что этот материал пригодиться в следующем году.
Каждый отряд прошел три двухдневных похода и один трехдневный. Ребята шли по местам боев Великой Отечественной войны, были на игольном заводе и на фабрике, мастерившей гитары, облазили Саввинско-Сторожевский монастырь, и воспитатели говорили, что они очень довольны своими туристами.
В лагере с четырьмя отрядами оставались я и Сергей Михайлович. Я выводил ребят на колхозное поле полоть капусту, организовывал после работы купание, а после тихого часа - снова купание и спортивные соревнования. Сергей Михайлович оставался с дежурным отрядом в лагере и помогал малышам стаскивать с плиты тяжеленные котлы.
Кстати, о купании. Почему деревенские мальчишки сидят в реке сколько им хочется, а мы должны только по несколько минут?
И я договорился с ребятами, что если, кроме меня, нет взрослых, в реку входит один отряд. Второй отряд следит персонально за каждым купающимся, а третий загорает на песочке. Купаться можно до посинения, но уж если вышел на берег, второй раз в воду не входишь. Когда самые настырные, стуча зубами, выскакивали из реки, в воду бросался второй отряд. А потом все начиналось сызнова. Как и предполагал, больше пяти-шести минут ребята в реке не засиживались, но все были довольны, что купаться можно без всяких ограничений!
Береженого Бог бережет. Я не сводил глаз с купающихся, но чтобы уж совсем быть уверенным в том, что никто не отправился на дно, ввел такое правило: входя в воду, каждый ставил на берегу свою пару обуви. Вышел из реки - забери обувку. Кроме того, я постоянно объявлял:
– Восемь человек в воде!
– Один вышел, семь человек в воде!
– Двое вышли, пять человек в воде!
И когда обуви на берегу не оставалось, распределял, кто за кем будет следить - и очередной отряд начинал купание.
Возможно, это не лучший способ учета детей в воде, но другого я не придумал.
Жизнь в лагере нравилась ребятам. Еще бы! Полная свобода, кроме выполнения режимных моментов. Не хочешь участвовать в играх и соревнованиях - пожалуйста, иди в лес, только предупреди дежкома, когда вернешься. Хочешь половить рыбку - тоже никто не запрещает; но вот купаться самостоятельно нельзя. Об этом мы серьезно говорили с ребятами. Ну а если невтерпеж? Что ж, скажи любому взрослому, и он пойдет с тобой к реке.
– Так и пойдет ?
– не верили ребята.
– Так и пойдет. С рекой шутить нельзя. Каждый уверен, что с ним ничего не случится, но ведь люди тонут! Зачем же по-глупому рисковать?
По правде говоря, в этом запрете и необходимости особой не было. Купались два раза в день, еще можно было окунуться утром после зарядки и на вечернем умывании. Ну, обратились
ребята к взрослым ради проверки, пару раз сходили на реку, а потом поднимались по крутой тропе в лагерь - кому охота? Так что о самостоятельных купаниях мы не беспокоились.
Структура лагеря оказалась удачной и практически не менялась все девять лет жизни нашего палаточного городка. Конечно, что-то в ней совершенствовалось и уточнялось, но основная идея, которая обеспечивалась структурой - широкое детское самоуправление - оставалась неизменной, и я строго следил, чтобы новые воспитатели не вмешивались в распоряжения ребят.
Надо сказать, что вмешательство взрослого, имеющего какую-то власть, но не познавшего сложности переплетения нитей руководства и подчинения в детском коллективе, может разрушить уже устоявшуюся организацию. Помню, как через несколько лет наша команда участвовала в районных туристских соревнованиях. Я предупредил ребят, что приду на бивак позднее, а с ними поедет воспитатель - назовем его Петром Степановичем.
Петр Степанович ходил со мной на городской слет, видел работу дежкомов и краеведческих групп и старался помогать всем и каждому, боясь, что мы не успеем оформить собранный в пути краеведческий материал. Эта необузданная ответственность не всегда устраивала меня, но я помнил свой первый велопоход со школьниками на городские соревнования, и нервозность Петра Степановича была понятна. Я все-таки просил дать ребятам возможность самим разобраться со своими делами и помогать им разве что советом. И теперь, передавая Петру Степановичу руководство командой, я снова напомнил, что одного его присутвия будет вполне достаточно: ребята опытные, и соревноваться им не в новинку.
На подходе к поляне слета я встретил наших девчонок, бегущих по трассе ориентирования.
– Ой, здрасьте!
– закричали девчонки.
– Идите скорее на бивак, там такое делается! Палатки не поставлены, ужин не готов, мы на бутербродах бежим!
– Вы не бежите, а болтаете, - сказал я.
– Куда идти?
– Вон через тот лесок.
И девчонки снова начали рассказывать, что на биваке ничего не получается и вообще ничего не получается.
– Вы на соревнованиях или на прогулке?
– перебил я.
– Да выиграем мы, еще один КП остался. А знаете, Петр Степанович дежкома за дровами услал...
Я шуганул девчонок и поспешил на бивак.
Петр Степанович встретил меня чуть ли не криком:
– Это не туристы, а сплошные лодыри! Вы посмотрите - только одна палатка поставлена! Пошли за дровами, потом кто-то вернулся за топором, и теперь все его по лесу ищут! Ориентировщики чуть на старт не опоздали, им-то зачем было за дровами ходить?! Нет, вы посмотрите, что делается!
Я посмотрел. Двое мальчишек выдували из костра сиротливый огонек. Куча сушняка еще не наломана и не сложена в поленницу. Два кана с водой и рядом пустое ведро. Возле дерева свалены рюкзаки, и к одному приторочена пила в брезентовом чехле.