Вся жизнь - поход
Шрифт:
И тогда я попросил:
– Назовите мне второй пункт из "Правил для учащихся". Не помните? Но ведь они вывешены на каждом этаже в интернате и напечатаны на обложках тетрадей. Ну хорошо, не помните второй - назовите третий. Тоже не помните? Тогда четвертый.
Конфуз был полный. Как не старались члены Штаба и воспитатели, ни одного правила так и не смогли назвать. Ни одного! Под общий смех вспоминали какие-то отрывки об обязанности не опаздывать на уроки, об обязанности вставать при входе учителя в класс - все то, что было хорошо известно и без всяких правил.
– Знаете, почему вы сели в калошу?
– спросил я.
– Потому что правил слишком много. Их трудно запомнить. Если мы примем все ваши запреты, надо несколько дней разучивать их с ребятами, а потом говорить: ты нарушил пункт пятый, а ты седьмой. И все равно найдется то, что мы не учли. Надо, чтобы законов лагеря было возможно меньше, но чтобы они охватывали все стороны нашей жизни. Предлагаю всего три закона:
В туристском лагере все можно
Режим дня не меняется ни при каких условиях
За самовольное купание - немедленное исключение из лагеря.
Я уже начинал привыкать, что взрослые иногда смотрят на меня как на ненормального.
– Насчет режима все ясно, - сказали воспитатели, хотя им еще ничего не было ясно. А в каком смысле "все можно"?
– В прямом. На улицах же нет табличек " Не бейте окна в домах!" или " Граждане, не плюйте в лицо друг другу! " Зачем говорить об очевидных вещах? Пусть у нас будет все можно, что не мешает другим и что не грозит опасностью человеку. А если не согласны, я буду настаивать на принятии такого закона:
"Запрещается дергать лошадь за хвост и подносить ей горящие спички к носу! "
Все расмеялись и ребята начали выдумывать запреты, один нелепей другого.
– Значит, в тихий час можно не спать ?
– с надеждой спросил кто-то.
– А если я скажу "нельзя", ты заснешь? Да не спи, пожалуйста, только не ори об этом на весь лагерь!
Тут уж воспитатели засыпали меня вопросами с самыми немыслимыми вариантами нарушений. И оказалось, что если мы имеем дело с разумными людьми - а какими еще могли быть наши воспитанники?
– то никаких особых запретов не требуется.
Мы проголосовали, и первый закон нашего лагеря приняли единогласно. Но когда я объяснил как понимаю слова "Режим дня не меняется ни при каких условиях ", ребята притихли.
– Не сдюжим, - сказал наш бессменный завхоз Юра Овчинников.
– Ну, это уж слишком, - сказали воспитатели.
И только Сергей Михайлович Голицын, не вмешиваясь в споры, по-доброму щурился.
А ведь я ничего особенного не предлагал. Я сказал, что ежели у нас есть режим дня, то он должен выполняться с точностью до минуты. В противном случае можно написать:
"Подъем около восьми часов
После умывания - завтрак
Потом выход на сельхозработы..."
Надо ли всегда опаздывать? И где критерий, на сколько можно опоздать и на сколько нельзя? Я убеждал ребят, что это совсем нетрудно - приучать себя к точности. Вот у нас подъем в 7.30. Значит, дежком разрешает горнить именно в это время, а не в 7.31. И не надо торопить ребят: пусть проснутся, потянутся, пойдут в туалет. А дежком после сигнала громко говорит: "Доброе утро! Сегодня тепло, птички поют, вставайте скорее!" Или: "Идет дождь, но это совсем не страшно. Когда-нибудь все равно будет солнце!" Пусть каждый дежком сам придумывает какие-нибудь хорошие и ободряющие слова. И пусть ходит возле палаток и будит тех, кто еще не проснулся. Разве это трудно?
Все согласились, что не трудно.
– А дальше, - сказал я, - дежком громко предупреждает: "До выхода на зарядку остается 8 минут, 7 минут, 6" - и так далее. И ровно через восемь минут после горна командует выход на зарядку. И тут же начинает считать до двенадцати. Опоздавшим на одну секунду - наряд! В том числе и воспитателям. Освобождает от зарядки только Сергей Михайлович.
– Мы тоже должны к Сергею Михайловичу обращаться?
– сконфузились воспитательницы.
– Этот серьезный вопрос мы обсудим отдельно, - сказал я.
– Пойдем дальше. После зарядки - утренний туалет и приборка палаток. Здесь каждый распоряжается своим временем. В 9.00 - сигнал на завтрак. Сколько можно сидеть в столовой? При желании - и час, и более. А мы сделаем так: в 9.45 выход на прополку. Опоздал на завтрак - твое дело, значит, будешь черпать ложкой побыстрее. Но в 9.45 в столовой никого не должно быть.
– Это что же, на поле голодным идти?
– Зачем же? Мы никого не наказываем. Попросим дежурных приготовить несколько бутербродов для опоздавших, а в отрядах еще сухой паек есть. Никто до обеда не умрет.
– А если завтрак задержится? Все равно выход в 9.45?
– Безусловно. Поймите, такая точность отучает от расхлябанности. Ну что хорошего: на работу соберемся в 10 часов или чуть позже - пятнадцать минут сюда, пятнадцать туда, какая разница! Начнем полоть часиков в одиннадцать тоже неплохо. Зато окончание работы вы не прозеваете: в 12.45 идем купаться. Большая от нас помощь колхозу будет? Между прочим, лошадь и молоко нам не за красивые глаза дают. Потом не хватит времени на вечернее купание и соревнования, потом отбой задержится на полчаса или час - распрекрасная жизнь начнется! И вы, члены Штаба и воспитатели, будете на это спокойно смотреть? Или переложите ответственность за выполнение режима на меня одного?
Я редко говорил резко с ребятами, мы вообще старались не обижать друг друга; но вопрос был принципиальный, и теперь, глядя на серьезные лица штабистов, я боялся, что останусь в меньшинстве. Ребята спокойно относились к опозданиям на несколько минут и не хотели понять, во что выльется к концу дня сумма попусту растраченного времени.
– Будем, как бешеные лошади, носиться по лагерю, - сказала воспитательница.
– Ничего у вас не получится. Все равно опаздывать будут.
– Но ведь на линейку не опаздывают, - сказал я.
– И носиться не надо, всегда дается предупредительный сигнал. К сожалению, я вас не убедил. Что ж, давайте тридцать секунд помолчим, подумаем и будем голосовать.
Затикал секундомер. Молчали ребята, молчали воспитатели. Сергей Михайлович поднял руку, чтобы что-то сказать, но я приложил палец к губам.
– Все. Тридцать секунд прошло. Кто за мое предложение - режим дня не меняется ни при каких условиях? Голосуют только члены Штаба.
И ребята, поглядывая друг на друга, начали поднимать руки. Против никого не было!
– Спасибо, - сказал я.
– Поверьте, ничего страшного не произойдет, и дня через два все забудут про такое слово, как опоздание. После ужина мы задержимся в столовой, и я расскажу ребятам о наших решениях. А с теми, кто сейчас в походе, поговорю отдельно. Еще раз спасибо!