Вся жизнь - поход
Шрифт:
– Любопытно, - сказали гости, - очень любопытно. И сбоев не бывает?
– Не бывает.
– Позвольте на карту взглянуть.
Несколько человек вошли в штабной шатер и сразу начали покрываться испариной.
Я предложил гостям сесть на грубо сколоченные лавки.
– Какие еще вопросы будут?
– Давайте выйдем на воздух. И захватите документацию.
– Вся документация перед Штабом висит. Другой нет.
– То есть?...
– А вот смотрите: законы лагеря, распорядок дня, план работы, график походов - что тут еще?
– список членов Штаба, список командиров отрядов. А это сменяемые листки: таблицы соревно-ваний, списки караульных на сегодняшний день. Больше ничего нет. Дубликаты хранятся у меня и у начальника Штаба.
– Мм-да...
– сказали комсомольцы. Чуть наметившийся контакт растаял сигаретным дымком.
Протрубил горн.
– Это куда?
– Никуда. Просто предупредительный сигнал. А через восемь минут протрубят на полдник.
– При таких порядках даже на еду приходится по два раза звать, сказала комсомольская тетя.
Я резко повернулся:
– При любых порядках нужно сначала разобраться во всем!
– Не надо нервничать, - сказал главный.
– Мы для того и приехали, чтобы разобраться.
Я пригласил гостей в столовую, но свежее молоко, теплый черный хлеб и печенье уже не способны были растопить тот холодок открытого недоброжелательства, который подул между нами с первых минут знакомства. Гости негромко делились впечатлениями от всего увиденного, не обращая внимания ни на меня, ни на сидевших рядом воспитателей.
– Простите, - сказал я, - но мое свободное время кончилось. Через десять минут я должен быть на реке.
– Начальник лагеря у нас просто незаменимый человек, - пояснил кто-то своим товарищам.
– Начальник лагеря должен быть незаменимым человеком!
– отпарировал я.
Назревал скандал, и главный понял это раньше других.
– Еще несколько минут, если не возражаете. И вас, товарищи, попрошу задержаться, - обратился он к воспитателям.
Гости положили перед собой одинаковые блокнотики в красных переплетах.
Тихо подошел Сергей Михайлович:
– Разрешите присутствовать. Правда, я не воспитатель, а только здешний лекарь...
– Да-да, конечно, что за вопрос, - главный посмотрел на нас и дружески улыбнулся.
– Итак, чтобы никого не задерживать, проведем экспресс-беседу. Начнем с работы в отрядах. Вот вы у нас самая молодая, - обратился он к студентке-практикантке, - простите, не знаю вашего имени-отчества...
– Можно просто Аля.
– Очень приятно. Вы в каком отряде воспитатель?
– Ни в каком. У нас в отрядах нет воспитателей.
– Простите, не понял, - улыбка еще держалась на лице главного, но взгляд сделался жестким и пронзительным.
– У нас в отрядах нет воспитателей, - повторила Аля.
– Всем заправляют командиры. А взрослые водят в походы, организуют досуг и купание.
Гости, не вмешиваясь в разговор, что-то торопливо записывали.
– Вы хотите сказать, что дети предоставлены сами себе и находятся без присмотра?
Аля растерянно оглянулась на меня:
– Я этого не говорила...
Главный в упор смотрел на нашу студентку, выстукивая пальцем незамысловатую дробь по краю блюдечка. Избитый прием - гипнотизировать взглядом человека, стоящего ниже собеседника на служебной лестнице, конечно, подействовал на молоденькую воспитательницу: Аля то поднимала, то опускала глаза - и, смутившись окончательно, начала поправлять бретельки открытого сарофана.
– Думаю, этот вопрос ко мне как к начальнику лагеря, - я встал
из-за стола.
– Извините, но мне действительно надо идти. И остальным тоже.
– Минуточку, - сказал главный.
– Полагаю, что воспитатели могут быть свободны. Раз они поставлены вне отрядов, разговаривать с ними не о чем. Есть другие мнения?
Комиссия быстренько зашепталась и согласно закивала головами.
– Вы можете идти, товарищи, - дружески сказал воспитателям главный.
– Мы останемся, - сказала Аля.
– Вот как?
– главный постучал пальцем по блюдечку.
– Ну что ж,
прекрасно. У меня вопрос к начальнику лагеря: как у вас поставлена политическая работа?
Я был уверен, что наша политическая работа - воспитать честных, ответственных за свое дело людей, знающих свой родной край и любящих его, но вопрос главного был явно не об этом, и я спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Мы имеем в виду то, что имеет в виду наша партия.
– Тогда, чтобы было конкретнее, задавайте вопросы. Только побыстрее.
И комсомольцы, нацелившись ручками в блокноты, начали спрашивать один за другим:
– У вас есть план политико-воспитательных мероприятий?
– Нет.
– Сколько проведено политинформаций?
– Ни одной.
– Какие выписываете газеты?
– Никакие. Покупаем в городе "Пионерку" и "Комсомолку", по пять экземпляров каждой, и оставляем в столовой.
– Проводится ли обсуждение программных статей?
– Нет.
Наступила пауза, закрылись блокноты.
– Ну, что же, товарищи, - сказал главный.
– Вопрос о лагере и о его начальнике в частности будет решаться, разумеется, не здесь.
Очень жаль, что нам не удалось побеседовать более обстоя-тельно. А пока идите работать, товарищи. Желаем успеха!
– и он снова дружески улыбнулся нам.
– Всего хорошего!
– сказал я и уже двинулся из столовой, но Сергей Михайлович остановил меня:
– Виктор Яковлевич, очень прошу - задержитесь еще на пару минут, а я потом все объясню ребятам и извинюсь перед ними за опоздание.
Он повернулся к комиссии:
– Меня зовут Сергей Михайлович Голицын. Я не только лечу здешних сорванцов, но и пишу о них книги. Вы их не читали, как и многих других, полагаю, тоже.