Вся жизнь - поход
Шрифт:
– Дайте хоть забить себе несколько мячей - попросил я баскетболисток.
– Да мы несколько раз отдавали им мяч, а они не попадают.
– Но вы все-таки не очень усердствуйте.
– А как же 100:0?
– Забудьте.
Перед концом первого тайма счет действительно вырос до 100, и за несколько секунд до свистка наша капитан и туристска Катюша Аболяева, озорно показав мне кончик языка, мягко заложила в кольцо еще один незапланированный на эту половину игры мяч - 52:0!
Второй тайм судьи решили не проводить, а потом вообще вычеркнули нашу команду из соревнований, сразу отправив ее на первенство города.
Таких заготовок было у меня много. Попробуй выиграть у наших гимнасток, когда они с первого класса занимаются в школе подготовки олимпийского резерва. А футболисты спортшколы громят заезжую команду с двухзначным счетом, а наш вратарь отмеряет круги по стадиону, потому что замерз стоять без дела на ветру...
* ЧАСТЬ
Группа Вэ-Яков
Мы уже давно поговаривали, что недурно как-нибудь назвать нашу туристскую группу. Особой нужды в этом не было - группа и группа, можно даже писать с заглавной буквы. А тут одна студентка предложила:
– Давайте мы будем вэяки.
– Что это за бьяки такие, - не понял я.
– Не бьяки, а вэяки. Вас Вэ-Я называют, вот и будем вэяками.
Прислушайтесь, здесь что-то от яков угадывается. А мы разве не похожи со своими рюкзаками на вьючных животных?
Пошутили и забыли. Но от похода к походу все чаще раздавалось в лесу:
– Вэ-Яки, за дровами!
– Вэ-Яки, по ложкам!
– Вэ-Яки, подъем!
Название прижилось, и я перестал связывать его со своим именем. Потом мы изготовили нарукавные эмблемы для всей группы и значки, вручаемые только старичкам, где над ледорубом и горами тоже красовалось: "Вэ-Яки". Под этим именем мы стали известны среди московских туристов. Однажды в поезде соседи спросили наших ребят, от какого они клуба: вроде и дети едут, и взрослые непонятно.
Ребята начали объяснять, но запутались. В самом деле - как тут объяснишь? Мы не из школы, не из института и вообще ниоткуда. Мы - сами по себе.
– Давайте разберемся, - начали помогать соседи.
– Вот, к примеру, в Москве есть такое очень большое объединение, выступающее на слетах, городских юморинах и на конкурсах студенческой песни. Там тоже дети и взрослые. Их вэяками зовут...
– Так это мы и есть!
– рассмеялись ребята.
Мне же все чаще было не до смеха. Попробуй оформить документы для дальнего путешествия, особенно в пограничные районы, когда школьников туда не выпускают, когда человек десять работают или учатся по отдельности от остальных, и их не заносят ни в студенческую, ни в школьную маршрутную книжку. Доходило до абсурда. Ребятам, поступившим после восьмого класса в техникумы, пропуска на Памир выдают, а их товарищам-девятиклассникам - ни под каким видом.
– Почему?
– спрашиваю.
– Школьникам не положено.
А тут еще появилась инструкция, запрещающая детям до 14 лет путешествовать за пределами своей области. Моих пятиклашек, уже находивших под Москвой сотню километров и не раз ночевавших в зимнем лесу, не выпускают на скалолазание в Крым, а рядом спокойно оформляются старшеклассники других школ, не имеющие никакого туристского опыта. Был в инструкции еще один интересный пунктик, ставящий крест на нашей работе: в походах могут участвовать группы только одного возраста или смежных возрастов!
К этому времени я имел уже в школьном туризме определенный вес, и маршрутные комиссии старались помочь обойти инструкцию на законных основаниях. Мне подсказали обзавестись справкой из лаборатории детского туризма при НИИ, где я вел весьма незначительную работу, что группа наша экспериментальная и, следовательно, в научных целях может выходить за рамки общепринятых положений. Сейчас все эти несуразности вызывают только улыбку, но тогда, в 70-х годах, дело обстояло сурово. Один руководитель-байдарочник, в группе которого было несколько шестиклассников, обивал пороги Министерства просвещения, добиваясь разрешения идти по реке, вильнувшей за пределы Московской области, но тут же развернувшейся обратно. Другого учителя, рискнувшего нарушить инструкцию, с большим шумом уволили из школы. Все эти чиновничьи игры отнимали время и трепали нервы, но сказать ребятам, что мы незаконнорожденные и надо расставаться, я не мог, и перед каждой дальней поездкой приходилось заниматься эквилибристикой, обеспечивая группе место под солнцем.
С каждым годом группа становилась все больше. К нам приходили ученики из четвертых и третьих классов, которым еще рановато вышагивать по 25-30 километров. Тогда мы начали разрабатывать маршруты таким образом, чтобы с их серединной части можно было отправлять малышей домой в сопровождении взрослых.
Чем-то туристы отличались от остальных ребят и на лагерных сборах, и в школе. То ли тем, что старались даже на переменах быть вместе, то ли ответственным отношением к различным делам. Выезжаем мы в трудовые лагеря это в порядке обязательной сельхозпрактики. Каждый получает в поле свой ряд для прополки или окучивания. И всегда туристы уходят вперед, а закончив работу, помогают отстающим. Даже самые нерадивые школьники стеснялись не выполнить установленную норму, потому что знали: за них ее выполнят Вэ-Яки. Конечно, отношение к работе складывалось не столько на полях, сколько в организации всей жизни наших трудовых лагерей, куда я перенес многое из опыта интернатских полотняных городков. Но тон во
В том же трудовом лагере, в соседнем бараке, жила еще одна школа. Мне очень понравился один из ее учеников, приходивший на наши вечерние посиделки. Я пораспросил о нем учителей и решил, что его всенепременно надо приобщить к нашим походам.
Володя Борисов, отличник и эрудит, закончивший музыкальную школу, но очень болезненный и абсолютно неспортивный товарищ. Последнее меня не особенно волновало - лишь бы он согласился придти к нам, а там посмотрим, как его выправить. Несколько раз я разговаривал с Володей, но он только извинялся и отнекивался. Но отвязаться от меня было не так-то легко, и через год Володя оказался среди Вэ-Яков. С нами он побывал на Кавказе и на Памире, получил звание "старичка", написал несколько песен для группы, в том числе "Гимн старичков" и поздравительную оду для взявших первый в своей жизни горный перевал. Мы самым бессовестным образом эксплуатировали талант Володи, требуя поздравительных песен ко дням рождения туристов и к нашим многочисленным праздникам. Володя ахал, в отчаянии взмахивал руками и клялся, что ничего не успеет сделать, но "Надо, Володя, надо" - и к сроку заказ выполнялся. В одном из походов мы торжественно возвели Володю в звание Придворняжного поэта с вручением соответствующей грамоты, нагрудной цепи и полутораметрового стила из альпенштока с картонным оперением. Странно, что, имея музыкальное образование, Володя только в нашей группе познакомился с бардовскими песнями. Но зато теперь, уже взрослым, он с товарищами ежегодно проводит песенные вечера в дни рождения Окуджавы и Визбора во дворах их детства, выступает в школах с рассказами о известных бардах, много публикуется. Когда пришел его срок уходить в армию, мы собрались в большой квартире. Володя сел к пианино, под микрофоны, объявив, что будет рассказывать музыкальную историю Вэ-Яка, прошедшего путь от зеленого новичка до старичка группы. Эту полуторачасовую запись - не знаю даже, как назвать необычного концерта, что ли, мы ежегодно прокручиваем новым туристам, потому что это не история одного человека, а целый пласт нашей жизни со всеми ее радостями и огорчениями. Володя начал с нашего знакомства в совхозе. Я передаю его рассказ, ничего не меняя, и думаю, что взгляд человека со стороны будет точнее моих собственных оценок.
Из воспоминаний члена группы Володи Борисова.
"... В обеих бараках жили ребята, присланные на сельхозработы, но жизнь в этих двух бараках текла совершенно разная. В нашем бараке развлекались в основном тем, что вымазывали зубной пастой или клеем дверные ручки - вот такая была очень любимая забава; пили, курили втайне от своих преподавателей, а преподаватели, по-моему, занимались тем же самым втайне от нас. Ругались, разговора человеческого почти не случалось, по крайней мере, я не помню такого случая. А вот в бараке, который был рядом с нами, все было как-то по другому. Я наблюдал за жизнью этого барака издалека, но замечал, что под вечер люди сходятся, садятся тихонько, что у них есть гитара, что они ведут какие-то негромкие разговоры. Мне хотелось подойти, но как-то случая не было - мы не знакомы, и мы пока что существовали параллельно. Однажды на пыльной сельской дороге мы ждали автобуса, который должен был отвезти нас на поле... Рядом с нами на той же пыльной дороге стояла другая школа, но она ждала не просто, она ждала очень активно. Был плотный кружок людей, из него слышались какие-то веселые возгласы, смех - словом, очень хотелось подойти поближе, и я подошел. Я увидел, что организована какая-то веселая игра. В самом центре стоял невысокий человек с черными горящими глазами, который был живее всех присутствующих - он как-то замечательно весело говорил, источал какое-то поле, которое всех стимулировало и к веселью, и к какой-то игре. Что он был источником этого поля, было видно сразу невооруженным глазом. Я посмотрел, что за игра. Ну, поначалу это для меня было не очень интересно... Потом начались другие игры - викторины... Я задал несколько вопросов или дал несколько правильных ответов - словом, это был повод для какого-то вступления в разговор. Я представился и попросил разрешения подойти вечером к их бараку...
Вечером я пришел к бараку соседней школы. И этот вечер я провел гораздо лучше, чем все предыдущие. Там опять были игры, очень интересные загадки, очень хорошие были разговоры, споры. А потом Виктор Яковлевич читал стихи. Тогда я впервые услышал, как он читает. Я стал часто ходить на эти вечерние собрания, познакомился с некоторыми из тех людей, которые на этих собраниях были завсегдатаями... и однажды, перед отъездом, Виктор Яковлевич сказал:
– Вы знаете, Володя, у нас есть группа, которая ходит в подмосковные походы. Если вы хотите, если вам это интересно, то можете придти к нам и сходить хотя бы в один поход.